Крис снова наполнил стакан.
Оливии очень хотелось присесть, но стульев было только два. Как она раньше не сообразила добавить стульев на кухню?
— Пойдемте в гостиную, — предложила она. Однако сын с невесткой не шевельнулись, и Оливия так и стояла у длинного рабочего стола на подгибающихся ногах. — Расскажите, как вы добирались.
— Долго, — ответил Кристофер с набитым ртом.
— Долго, — эхом отозвалась Энн.
Никто из детей Энн не сказал Оливии ни слова. Ни единого. Ни «спасибо», ни «пожалуйста» — вообще ничего. Они следили за ней, но опускали глаза всякий раз, когда она пыталась с ними заговорить. «Ужасные дети», — думала Оливия.
— Вот арахисовая паста и сэндвичи с джемом, — Оливия показала им на рабочий стол. Дети молчали. — Что ж, ладно.
* * *
Зато маленький Генри оказался милым ребенком, хотя и своеобразным. В гостиной — куда они наконец перешли после повторного приглашения Оливии — он подошел к ней, спотыкаясь, поскольку на ногах стоял еще нетвердо, вынул пальцы изо рта, положил ладошку на колено Оливии, сидевшей на диване, и похлопал.
— Генри, привет! — сказала Оливия.
— Пивет, — откликнулся он.
— Привет! — поправила она внука.
— Пивет, пивет. — И это было так забавно.
Но когда Оливия — только потому что ей казалось, будто от нее этого ждут, — попросила подержать малютку Натали, девочка мгновенно раскричалась у нее на руках. Орала как резаная.
— Хорошо, хорошо, — сказала Оливия и вернула кроху матери, которой пришлось постараться, чтобы успокоить ребенка.
В конце концов Энн опять вынула грудь, Оливии уже было тошно на это смотреть, на такую голую грудь! Набухшую молоком, с просвечивающими синими венами. И, решив, что с нее, пожалуй, хватит, Оливия встала:
— Займусь-ка я полдником.
— По-моему, мы еще не проголодались, — сказал Кристофер.
— Ничего страшного, — бросила Оливия через плечо.
На кухне она включила духовку и поставила разогревать приготовленные утром гребешки в сметане. После чего вернулась в гостиную.
* * *
Оливия ожидала хаоса. Чего она не ожидала, так это молчания старших детей и тем более молчания Энн, чье поведение, насколько помнила Оливия, раньше было совсем иным.
— Я устала, — обронила Энн посреди вялой беседы.
— Надо думать, — откликнулась Оливия.
Так что, может, дело именно в этом.
Кристофер был куда разговорчивее. Растянувшись на диване, он рассказывал о безумных пробках, в которые они угодили на выезде из Уорчестера, о том, как они провели Рождество, о своих друзьях и о своей работе подиатром, врачевателем стоп. Оливия могла бы слушать его часами. Но вмешалась Энн: