— Пивет, — сказал он. И улыбнулся ей!
— Привет, — ответила Оливия. — Привет тебе, маленький Генри.
— Пивет, пивет. — Малыш протянул Оливии шарф: — Сасибо.
Нет, все же он Киттеридж. Настоящий Киттеридж.
— Твой дедушка гордился бы тобой, — сказала Оливия внуку, и тот разулыбался, пуская слюни.
Кристофер оглядывал комнату.
— Мам, здесь все выглядит как-то по-другому, — с неудовольствием заметил он.
— Ты долго отсутствовал, — сказала Оливия. — Все меняется, а твои воспоминания остаются прежними.
* * *
Оливия была счастлива.
Она осталась наедине с сыном. Маленького Генри уложили спать наверху, его мать с самой младшенькой устроились там же. Старших детей упаковали в кабинете на раскладном диване. Свет от торшера в углу падал на Кристофера. Больше Оливии ничего не надо было — только сидеть вот так вдвоем с сыном. Глаза Криса казались такими ясными, а лицо спокойным. Седина в его волосах по-прежнему изумляла Оливию, но выглядел сын хорошо. Он много и подробно рассказывал о своей подиатрической практике, о молодой женщине, работавшей у него ассистенткой, о том, какую страховку ему приходится выплачивать, и о страховках его пациентов, — Оливии было неважно, о чем он говорил, лишь бы его слова были обращены только к ней… Крис рассказал об их жильце, но не о парне с попугаем, визгливо выкрикивавшим «хвала Господу» каждый раз, когда кто-нибудь неприлично выражался, а о новом жильце, молодом парне, и его девушке, которые, вероятно, скоро поженятся. Он говорил и говорил, ее сын. Оливия устала, но подавляла зевоту — она могла бы слушать его вечно. Даже если бы он читал ей алфавит, она бы сидела и внимала.
Когда он наконец ушел спать, растопырив ладонь на прощанье — «ладно, мам, спокойной ночи», — она задержалась в гостиной. Из-за того, что горела лишь одна лампа, вода за окном казалась черной, а маяк на Хафуэй-Рок — крошечным красным огоньком; вместительное крыльцо, где она совсем недавно поставила деревянные стулья, безмятежно и терпеливо дожидалось рассвета. За последние месяцы это был первый вечер, когда она не разговаривала с Джеком, и ей не хватало беседы с ним, но в то же время она сейчас была где-то очень далеко от него. И вдруг в кабинете раздался дикий вопль: «Мама!» Сердце у Оливии заколотилось, она вскочила настолько проворно, насколько смогла, и двинула к кабинету. На пороге стояла Аннабель. Увидев Оливию, девочка отшатнулась и опять завопила: «Мама!»
— Будь добра, прекрати, — сказала Оливия. — Твоя мама страшно устала. Дай ей поспать.
Аннабель с треском захлопнула дверь. Оливия выждала немного и отправилась наверх в свою спальню. Но чуть позже она услышала шаги ребенка — Аннабель, кто же еще, поднималась по лестнице, а затем девочка вошла в комнату родителей. «Ну разве не паршивка», — подумала Оливия. Послышался усталый сонный голос Энн, но Оливия уже сидела за компьютером, читая письмо от Джека: «КАК У ВАС ТАМ???? Я скучаю по тебе, Оливия. Пожалуйста, очень прошу, напиши, как только сможешь».