— Если это закон, значит, ты с самого начала знал, что так будет?
— Скажем так, предполагал.
— И все равно… Все равно помог им? Зачем?
— Проклятые деньги! — Олейник ощерился злой улыбкой. — Надо же на какие-то бабки погулять за границей с любимой женщиной!..
Миледи обдало горячей волной. Еще ни разу Олейник не говорил о ней так. Она тут же простила ему то, что на нем была кровь. По крайней мере, один случай, когда он убил человека, был ей известен наверняка. Тогда Олейник избавил ее от гнусного шантажиста. Но ведь были, наверное, и другие случаи. Однако кто она такая, чтобы судить его? Ведь и на ее совести была загубленная живая душа. Пусть и мерзкая сводница, но все же… Тем не менее самым главным сейчас для Миледи было то, что этот жестокий, страшный человек назвал ее любимой женщиной.
Она аккуратно промокнула салфеткой повлажневшие глаза.
— Конец интервью? — спросил Олейник.
— Да, — кивнула Миледи. — Только одно еще… А что это были за люди там, на вилле? В Террачине?
— Какие люди? — поморщился Олейник.
— Ну те, убитые, которых сожгли вместо нас.
— Зачем тебе это знать?
И снова этот змеиный взгляд. Миледи поежилась.
— Незачем, — продолжил Олейник жестко. — Я сам этого не знаю. Хватит вопросов, Вероника. Я и так что-то слишком разболтался. А тебе чуть что язык развяжут в два счета. И не смотри на меня такими честными глазами. Не таких ломают!..
Больше о прошлом они не говорили. Впрочем, о будущем тоже. Все оставшееся до самолета время они провели в постели, словно хотели насытиться друг другом на многие годы вперед.
Едва Олейник положил тяжелую руку на горячий живот Миледи, у нее все поплыло перед глазами и она хрипло выдохнула:
— Лапа!..
Она мгновенно погружалась в сладкую истому от уверенного мужского прикосновения. Но с Костей Олейником это вообще было что-то неописуемое. Миледи с ним словно улетала в иные миры, где наслаждение достигало такой потрясающей мощи, что невольно вызывало слезы.
Передохнув несколько минут в полном опустошении, они вновь искали близости, и всякий раз радость обладания была еще более оглушающей.
Рано утром за Миледи пришло такси. Слабая, с черными кругами вокруг глаз, с искусанными, распухшими губами, она, плохо соображая, повесила на плечо дорожную сумку и буквально упала на грудь Олейнику. Но он уже был холоден и собран.
— Я тебя найду, когда все уляжется, — сказал Олейник, отстраняясь. — Если не появлюсь в течение года, значит, я, как говорится, присоединился к большинству.
— Я не поняла, — прошептала Миледи.
— Ну проще говоря, значит, я умер.
Миледи с трудом удалось сдержать слезы.