Ксана кивнула.
— Это следует задокументировать официально, — заметил тайный советник. — Иначе твое удочерение господином Марьямовым может быть подвергнуто сомнению. А за этим — и право наследования.
— Делайте как надо. Я все равно в этом ничего не понимаю.
— Хорошо. А что же ты, малыш, вина совсем не пьешь? Не угодили тебе французы?
— Я вообще не пью.
— «Шардоне» можно. Это ведь не алкоголь даже, а, так сказать, мечта в жидком виде.
Ксана едва пригубила мечты и отставила бокал.
— Поехали дальше, — удовлетворенно сказал Генрих Романович. — Тебя ведь господин Марьямов в каком-то детдоме отыскал, так?
— Так.
— А что было до того?
— До чего?
— До детдома. Только не сочиняй, малыш. Я в этом копаюсь исключительно в твоих интересах. Чтобы выявить все подводные камни. Так что давай исповедуйся. Дальше этой комнаты никакая информация не пойдет. Но я должен быть вооружен. Мы же теперь в одной лодке. Итак?…
Но Ксана словно опять онемела. Рассказывать, как она работала на Буряка? Да ни за что!..
— Я приблизительно догадываюсь, о чем ты молчишь, — снова заговорил тайный советник. — И чтобы тебя успокоить, могу сообщить, что господин Марьямов тоже не был ангелом. Да-да.
За ним числились всякие темные делишки и даже, уж извини, убийства.
После этой небрежно брошенной фразы в комнате повисла тишина.
Октябрь 1999 года. Жанна
Как только у Тимура выдалась короткая передышка, Жанна поведала ему все, что ей удалось узнать на Борисовских прудах.
— Ты подожди вешать нос на квинту, — сказал Тимур. — Может, твоя Миледи не насмерть разбилась. Этот придурок про свечку за упокой просто так ляпнул. Он же своими глазами ничего не видел, так? И не знает — может быть, врачи ее вытащили.
— Она бы позвонила. Обязательно.
— Да ты что! Сколько времени прошло? Всего ничего. Какие уж звонки, если человек с головы до ног в гипсе? Или в реанимации лежит. Надо справки навести. Прежде всего в Склифе.
— Ты правда веришь, что она могла остаться живой?
— Скажем так: пятьдесят на пятьдесят.
— Я звоню в Склиф! — вскочила Жанна.
— Сначала успокойся. Пара минут ничего не решает.
— Но у меня сердце не на месте!
— Вот я о том и говорю. Успокойся. Чтобы разговор был толковым, без истерик.
Жанна послушно села.
— Но что же там произошло с Милкой? — сказала она. — Сама она вряд ли прыгнула. У нее для самоубийства характера не хватило бы.
— А если ей действительно «помогли»?
— Кто?
— Не знаю. Может быть, все дело в том, как Ванечка оказался в ее квартире? Мне это с первого дня покоя не дает.
— Что же ты молчал?
— На следователя надеялся. Думал, он докопается. Но, видно, зря.