Сквозь сон, Том почувствовал как его пальцы на ноге, трогает малюсенькая ручонка. Том до ужаса хотел спать, но эти малюсенькие ручонки теребящие его ногу, не вызывали раздражения, в отличии от назойливого будильника, наоборот, это вызвало у него улыбку. Том открыл глаза, маленький сынок смотрел на него, не переставая теребить ногу, он улыбался тому во весь ротик, обнажая свои два малюсеньких, забавных зуба. Картина представилась милейшая. Датчик милоты зашкалило и Том встал с кровати, что бы обнять малыша. Подняться получилось с трудом. В начале, кол в пояснице переломился пополам, потом косточки внутри пяток врезались в твердый пол и передали боль по всей ноге до самого колена. Со стороны казалось будто он идет по луне. Он протянул к сыну окостеневшие руки и с трудом поднял его на руки, прижав к себе.
— Так все ноет что чувствую себя развалюхой… — сказал том жене, после добавил- но это хорошо, значит я все еще жив.
Жена улыбнулась своей бесподобной улыбкой, подарив Тому момент наслаждения. Для Тома наградой в этой жизни были улыбки счастья его любимых жены и сына. Ничего не могло принести ему большей радости. Иногда он по не воле огорчал их, но только лишь для того что бы уберечь их от зла или проблем. Не всегда они могли видеть последствий своих дел, и Том считал своим долгом защитить их не только от окружающего мира, но и от них самих. Ясное дело, Том не мог быть всегда прав и часто делал что то не так, но он честно старался сделать своих любимых счастливыми, на сколько он это мог.
Настроение было хорошее, Том как обычно собрался на работу и вышел из дому. На перерез через поляну, до трамвайной остановки идти около двух минут. Трамвай подошел практически сразу. Он сел на свободное пластиковое сидение, трамвай тронулся плавно покачиваясь покатил по рельсам, и у Тома стали непроизвольно смыкаться глаза. Его всегда убаюкивало раскачивание вагона и постукивание рельсов и гомон людей в вагоне. Том просыпался на каждой остановке и тут же засыпал вновь.
Через две остановки, его разбудил шорох совсем рядом. Он приоткрыл глаза, что бы увидеть нарушителя его спокойствия. К нему на соседнее сидение подсел мужчина, на первый взгляд обычный, самый что ни наесть обычный. Синие джинсы, зелено-синяя в крупную клетку рубашка заправленная в джинсы, расстегнута на одну верхнюю пуговицу, широкий, черный, кожаный ремень с крупной пряжкой, волосы аккуратно зачесаны на бок. На вид ему было лет около сорока. Том опустил глаза что бы увидеть обувь человека. Для Тома обувь была важна, по ней он мог рассказать о человеке многое, он словно считывал с нее информацию. Даже если человек сам не выбирал свою обувь, она многое могла рассказать о своем владельце. Например обувь этого мужчины, говорила Тому о том что ее владелец, прагматичен, склонен экономить но не глуп, у него нет вкуса и чувства моды, но есть прилежность и самооценка, еще она говорила о его не высоких, но вполне достаточных доходах для покупки обуви из настоящей хоть и не дорогой кожи. Его туфли были в моде года два назад, но видно что купил он их относительно недавно, старомодные из натуральной говяжьей, грубой кожи, вовремя ухожены. Туфли были вымыты, начищены восковым не дешевым кремом, и хорошенько отполированы. О не давнем приобретении говорили еще не до конца прорезанные на коже складки, круглые широкие носки о старомодности, узорная оборочка по кромке выше подошвы, говорила о его не прихотливом, грубом вкусе. Осмотрев человека, Том потерял к нему интерес, и уставился в окно. Увидел боковым зрением что мужчина тоже смотрит в окно. Том отвел взгляд от окна и заметил что мужчина смотрит не в окно а прямо на него. Том смутился, отвернулся. Повернулся еще раз через пять минут. Мужчина продолжает на него смотреть. Том не любил когда к нему кто то цеплялся, он нервничал, иногда не мог сдержать себя в руках.