Вскоре появился Сибитов, держа в руках две металлические тарелки — одну с красным супом, вторую — с пшенкой. Поставив их на стол, он взглянул на нее, и громко вздохнул:
— Ложку забыл, сейчас приду.
Она отуплено смотрела на эти посудины. В той, что отдавала краснотой, не было ни намека на знаменитый украинский борщ. В тарелке плавало несколько кусочков картошки и четверть луковицы. Вторая металлическая ладья, также не радовала изобилием — бледно-желтая пшенка, размазанной субстанцией возвышалась над основанием. От всей еды несло чем-то затхлым и протухшим, но ей, сейчас, выбирать было не из чего. Тем более, что желудок, учуяв пищу, вражески забормотал.
— Вот. На тебе ложку, — вернулся моторщик, — я еще компот взял и хлеб. Ешь. Он сел напротив беглянки, и старательно маскировал свой заинтересованный взгляд. Сибитову стало жалко ее, ведь, тот факт, что она беглянка, никак не отменял другой факт — она человек.
— Спасибо! — скромно сказала она, и с неожиданным для себя рвением, накинулась на еду. Как она и ожидала — вкус был отвратным.
— Ну что, вспомнила кто ты? — не выдержав ее чавканья и немоты, спросил моторщик
— Нет — давясь картофелиной, промычала она.
— Ясно. Ешь.
Он поднялся со скамейки и подошел к окну. Она же, проведя его взглядом, еще быстрее начала есть. Закусывая хлебом борщ, ей вдруг стало стыдно.
— А вы почему не едите? — окликнула беглянка Сибитова.
Моторщик смутился. Он отвернулся к стене, и сглотнул ком в горле. Никто за последний год ни разу не спросил его об этом.
— Я не хочу, — пробормотал он, глядя в окно. Стараясь не пустить слезу от собственной никчемности, он вновь постарался стать одним из лучших служителей военного времени: — Ты ешь быстрей, а не разговаривай.
Пожав плечами, она пододвинула вторую тарелку. Ожидания и тут оправдались: пшенка была явно уже забродившей. Единственная гастрономическая надежда осталась на компот, сделанный то ли из смеси сухофруктов, то ли из молодых майских яблок. По цвету определить было трудно — мутные грани стакана, по-видимому, уже давно затерлись, и не поддавались мойке обычной водой. Она физически ощущала заполнение ее желудка горячей едой, каждый кусок которой, она буквально проглатывала. Сибитов, искоса поглядывая на нее, удивился такому голодному приступу от хрупкой девушки.
Доев все до конца, включая яблоки (все таки яблочный) в компоте, она отодвинула тарелки и встала из-за стола. Моторщик подошел к ней. На секунду их глаза пересеклись. Его — холодные, темно-карие, отдающие злобой и ее — подвижные, голубые и растерянные. Синхронно каждых из них отвел взгляд: Сибитов — на тарелки, беглянка — на дверной проем.