Однако за последнее столетие, и особенно после уничтожения халифата, который как государственный институт был бессильным, но, возможно, стал воплощением мусульманского единства, многие мусульмане были вынуждены считать себя в меньшей степени членами мирового сообщества веры и в большей степени – гражданами отдельных национальных государств. Результатом этой геополитической фрагментации стало почти полное разрушение общинных идеалов, на которых был основан ислам. Некоторое время идеологи панарабизма и панисламизма пытались воссоединить мусульманскую общину через национальные границы. Но в то время как эти идеологии потерпели поражение, выросло новое поколение мусульман, не имеющих какого-либо понимания единой уммы или, если на то пошло, стремления к ней. Между тем акцент на современном обучении во многих мусульманских государствах привел к резкому росту уровня грамотности и образованности, нарушив тем самым привилегию улемов как «ученых людей» в исламе, равно как и широко распространенный доступ к новым идеям и источникам знаний привел к постепенной девальвации такого рода институционального обучения, названного улемами их исключительной сферой. Добавьте к этому рост альтернативных форм мусульманской идентичности, таких как политический ислам (исламизм), исламский социализм или даже джихадизм, – все это основано на убеждении в том, что улемы виновны как в упадке исламской цивилизации, так и в моральной развращенности мусульманского общества, и результатом будет определенного рода «демократизация» религиозной власти, поскольку любой, у кого есть значительная платформа и достаточно громкий голос, теперь может претендовать на права и привилегии, которые когда-то принадлежали исключительно духовным служителям в исламе.
Отчасти причина того, что улемам удалось сохранить монополию на толкование ислама, заключается в том, что они в основном были единственными, кто мог читать писания и тексты ислама. Начиная с конца VII в., когда стихи были собраны и канонизированы, Коран оставался неизменным на арабском языке, потому что улемы настаивали на том, что перевод священного писания на любой другой язык нарушил бы божественный характер текста. По сей день неарабоязычные версии Корана считаются толкованиями Корана, но не самим Кораном. Это означает, что в течение большей части последних четырнадцати веков около 80 % мусульман мира, для которых арабский язык не родной, должны были полагаться на улемов в определении значения и идейного содержания их веры. (Как можно себе представить, такой неоспоримый контроль над священным писанием оказал особенно негативное влияние на мусульманских женщин, которые исторически еще больше удалены от текста, переводчиками которого, за парой-тройкой примечательных исключений, были только мужчины.)