Виндзорский замок.
Октябрь 1560 года
Холодает, на лодке по реке ради удовольствия уже не покатаешься. Двор должен возвращаться в Лондон. Смерть Эми Дадли признают несчастным случаем. Роберта Дадли, который провел месяц в трауре и восстановил свое имя, допускают обратно ко двору. Весь мир следит за Елизаветой и ее любовником, которого считают убийцей, поэтому приветствует она его очень сдержанно, и Роберт Дадли присоединяется к придворным с несвойственной ему серьезностью.
Они обязаны быть вместе, все понимают, что тут ничего не поделаешь. Но о супружестве речь больше не зайдет: Уильям Сесил об этом позаботился. Именно он распространил слухи о том, что Дадли собирается убить жену, именно он поведал всем, что страна не желает видеть Дадли на месте короля. Неважно, правду он говорил или ложь – теперь весь христианский мир этому верит, а Елизавете и Дадли придется нести общее бремя позора.
В эти мрачные времена ко двору вызывают мою кузину Маргариту Дуглас. Бедняга уродлива, стара и к тому же католичка. Она здесь не для оказания почестей, за ней хотят понаблюдать. Елизавета, отчаявшись бесконечными допросами добиться правды от безумных советников Маргариты – двойного агента, прорицателя и священника, подавшегося в другую веру, – решила присматривать за ней при дворе. Они знают, что Маргарита обращалась к Марии Стюарт, но им неизвестно, что она предложила.
Стоило только этой женщине, известной католичке, которая должна бы стыдиться своего позора, попытаться влезть передо мной, протестантской наследницей, как тотчас снова возникают споры о первенстве. Я так опечалена потерей Неда, что даже не думаю сражаться – мне все равно. Какое же облегчение узнать, что Маргарет позволили вернуться домой в Йоркшир, хотя она все еще под подозрением, все еще католичка, такая же старая и уродливая.
Я принимаю решение написать Неду и сообщить, что не желаю его видеть, когда двор вернется в Лондон и окунется в привычный распорядок городской жизни. Знаю, это бессмысленно, мы ведь в любом случае встретимся, мы служим одной королеве, мы состоим при одном дворе. Мы будем видеться каждый день.
«Только я не хочу, чтобы вы танцевали со мной, сажали меня на лошадь, провожали в часовню или как-либо еще выделяли», – пишу я сухим тоном. На листок капает слеза, и я вытираю ее рукавом, лишь бы он не заметил, что я плакала над письмом. «Желаю вам счастья с Франсис. Сама я никогда не выйду замуж. Я глубоко разочаровалась в любви».
Думаю, получилось очень достойно. К письму прикладываю драгоценное стихотворение, что он написал для меня. Никогда его не забуду, помню наизусть каждую строчку. Я носила его в льняном мешочке рядом с сердцем, будто амулет, оберегающий от безысходности. Теперь же лучше вернуть стихи ему, освободив таким образом от всех клятв любви, от нашего многообещающего обручения, от участи Троила и Крессиды. Отправляю вестника с посылкой в лондонский дом Неда на Кэнон-Роу и говорю, что ответа ждать не надо. Какой тут может быть ответ?