Лучшие мифы не дают гарантий. Катастрофа действительно возможна. Мы можем не справиться с управлением мудреной глобальной машиной, которую сами же построили, и потерять преимущества хорошего антропоцена. Это особенно вероятно, если разные рулевые будут пытаться вести ее в разные стороны или если мы не будем обращать внимания на предупреждающие красные лампочки на панели управления. Если машина откажет и производство рухнет, мы не сможем кормить 7 млрд человек. Для нас настанут мрачные времена общественного хаоса, войны, голода и неуправляемых болезней. Это «обычай рыб», о котором говорит «Артхашастра». Когда и если все наконец уляжется, горстка уцелевших людей снова заживет, пользуясь энергией в пределах ограничений аграрной эры, когда лишь крошечное меньшинство может не просто выживать, а наслаждаться чем-то бóльшим. Если мы серьезно повредим климатические системы, даже заниматься сельским хозяйством на большей части суши станет невозможно. В конце концов, развитие земледелия проходило при стабильном климате голоцена.
Затем – кто знает? Возможно, как в научной фантастике, оставшиеся люди потихоньку построят что-то похожее на наш мир, вероятно, по воспоминаниям и обрывкам обгоревших книг и рукописей или по полуразрушенным остаткам городов, заводов, механизмов и микрочипов. А вдруг, как предполагают некоторые, человек способен управлять устройствами лишь ограниченной сложности? Не достигли ли мы такого ее уровня, который попросту не сможем осилить? Что, если любому виду, способному к коллективному обучению, суждено уткнуться в стену сложности, после чего его общества потерпят крах? Не потому ли мы до сих пор не встречались ни с какими другими подобными видами? В греческой мифологии боги наказали Сизифа, царя Коринфа, за то, что он был слишком умен и амбициозен. Они обрекли его (видимо, по совету энтропии) вечно заталкивать на гору валун и смотреть, как тот скатывается вниз.
Это невеселые сценарии, но ими нельзя пренебрегать. Вселенная совершенно равнодушна к нашей судьбе. Она – огромный океан энергии, для которого мелкая рябь вроде нас – эфемерное, преходящее явление. «Суровость [всех великих мифов], – пишет Джозеф Кэмпбелл, – уравновешивается заверением в том, что все, что мы видим, является лишь отображением силы, которая, незатронутая болью, продолжает свое существование. Таким образом, сказки являются одновременно и безжалостными, и лишенными ужаса – преисполненными радостью трансцендентной анонимности в отношении любой самости, самодостаточности и борений любого эго, которое рождается и умирает во времени»