— Нет, не первое. Мы, должно быть, все-таки пользовались каким-то одеялом — в горах Не Терас, помнишь?
— Нет, если оно у нас и было, то я его совершенно не помню, — засмеялась Таквер. — А кто это — тот, о ком ты только что спросил?
— Тирин.
— Нет, не помню.
— Ну, из Северного Регионального, такой темноволосый, курносый…
— Ой, Тирин! Ну конечно! Я просто думала об Аббенае.
— Я его встретил там, на юго-западе…
— Ты встретился с Тирином? Ну и как он?
Шевек некоторое время молчал, разглаживая пальцем какую-то складочку на одеяле.
— Помнишь, что Бедап нам о нем рассказывал?
— Что он продолжал соглашаться на всякие дурацкие назначения и мотаться по разным районам? А потом оказался на острове Сегвина? И Дап говорил, что вроде бы потерял его след?
— Ты видела ту пьесу, которую он поставил? Ту, из-за которой у него начались неприятности?
— Видела. Во время Летнего Фестиваля, уже после твоего отъезда. Но я ее почти не помню, это так давно было… По-моему, пьеса так себе, довольно глупая. Сам-то Тирин был умница, а пьеса получилась глупая. Там еще речь шла о каком-то уррасти… И этот уррасти вроде бы спрятался в цистерне с гидропоникой, чтобы на грузовом корабле полететь на луну, и в пути дышал через соломинку, а питался корешками растений. Полная чушь! В общем он нелегально пробрался-таки на Анаррес и все бегал повсюду, пытаясь что-то купить, что-то продать, и все время крал и прятал золотые самородки, пока их у него не собралось столько, что он уже и ходить не мог. И тогда он построил какой-то дурацкий дворец и назвал себя Властелином Анарреса. Там еще была ужасно смешная сцена, когда он и одна женщина хотели заняться сексом, и она уже разделась и была совершенно готова, но он сказал, что между ними ничего не может быть, пока он ей не заплатит — все теми же золотыми самородками, которые ей, естественно, были совершенно ни к чему. Она голая шлепалась на постель и пыталась соблазнить его, а он вскакивал как укушенный, хватался за это золото и вопил: «Нет! Я не должен! Это аморально!» Бедный Тирин! Он был такой смешной, веселый и всегда такой живой!
— Он сам играл того уррасти?
— Да. И был просто великолепен.
— Он показывал мне эту пьесу. Несколько раз.
— Где ты его встретил? На Большой Равнине?
— Нет, раньше, еще в Элбоу. Он был уборщиком на заводе.
— Он сам выбрал такую работу?
— Вряд ли. Не думаю, чтобы у Тира вообще была возможность что-то выбирать… Бедап всегда был уверен, что Тирина силой отправили в Сегвину на принудительное лечение… Не знаю. Только когда я встретил его — уже через несколько лет после Сегвины, — он… В общем это был совершенно конченый человек.