О лагерных страданиях рассказывать он не стал, но о том, что произошло с теми, кто его посадил, поведал. Зарезать коров председателю приказали районные начальники. Одного из них застрелили на охоте. Другой разбился насмерть в новеньком автомобиле. У третьего сын повесился. Сам председатель после инсульта потерял дар речи. Только мычит. Так что деньги, полученные за бедных буренок, не принесли им радости.
На следующий день Виталий познакомил меня со своими приятелями. Им он сказал, что я столичный писатель, пишу о церковных людях и о том, как современный человек приходит к Богу. Из тех, кто познал вкус лагерной баланды, только один рассказал, как стал рецидивистом. Остальные хмуро отнекивались. Они по опыту знали, что любое слово может быть истолковано против них. Заповедь лагерного «исихаста» — «за каждое слово ответишь» приятели Виталия блюли строго. Я даже позавидовал такому умению «хранить молчание устам своим». А рецидивист, тщедушный Данилка, оказался жертвой. Правда, мало кто из «отсидентов» понимает и соглашается с тем, что был осужден за дело. Все сетуют на несправедливость судей и рассказывают истории о том, как их кто-то «подставил». Но Даниилку действительно подставили.
Он был инвалидом детства. До восемнадцати лет жил в приюте для умственно отсталых. Потом ему дали комнату в коммунальной квартире. Там жила тридцатилетняя вдовушка. Она соблазнила нецелованного юнца, заставила его жениться на себе, а сразу же после свадьбы познакомила его со своим сожителем — вором и убийцей. Тот угрозами заставил Данилку взять на себя вину за несколько квартирных ограблений. Это был первый срок.
Выйдя на свободу, он не смог попасть в свою комнату — там уже жил его обидчик. Он стал бродяжничать и очень скоро опять оказался за решеткой. Поняв, что имеют дело с дурачком, доблестные блюстители порядка навесили на него сразу несколько «висяков» — нераскрытых дел. Самым страшным было убийство. Заступиться за Данилку было некому, себя на суде он защитить не смог. Правда, адвокату удалось построить линию защиты так, что умственная отсталость смягчила приговор. После второй посадки его произвели в рецидивисты, а такой публике нет никакого доверия, и всякая встреча с человеком с резиновой дубинкой заканчивалась печально. После очередного приобщения к изыскам лагерной кухни Даниилка решил остаться на всю жизнь при монастыре.
Поверить в то, что этот тщедушный, запуганный человек с непомерно длинной худой шеей — опасный рецидивист, можно лишь при наличии патологической фантазии. Однако такие фантазеры нашлись даже среди монастырских трудников. И не только бывший милиционер Геннадий, но и отставной семинарист Дмитрий, с которым меня поселили, говорили что-то уклончивое про «дым без огня».