Землю дед успел получить, но потом горько пожалел об этом. В первый же год весь урожай хлеба забрали по продразверстке. Как они с бабкой выжили — ведомо одному Господу Богу и ленинградскому торгсину[19], куда он время от времени свозил столовое серебро. Ребеночек же, их первенец, помер. А в голод тридцатых годов померли еще двое сыновей. Остался лишь отец Антона Петровича, Петр, 1924 года рождения. Попала их семья и под раскулачивание.
Так что любить деду советскую власть было не за что. Он всю жизнь боялся и лгал. И пил от страшного утеснения души и от того, что жил, никогда не испытывая радости. О том, что на жене срывал зло, горько жалел, в чем и покаялся. Он пережил ее на семь лет. Два последних года она лежала парализованная, и он ухаживал за ней лучше любой сиделки. А на похоронах не мог совладать с собой и разрыдался, как младенец.
О судьбе украденного серебра особый сказ. Половину ложек и ножей дед сдал в голодуху в питерский торгсин. А вторую половину засунул в старые валенки. Когда началась война, в деревню уже в ноябре сорок первого пришли немцы. В их избе поселился майор-австриец, до войны бывший школьным учителем. Он был добродушным и совсем не походил на злодея-фашиста: делился с хозяевами консервами и галетами. Немного говорил по-русски и постоянно шутил и смеялся над своими шутками.
Понимали его с трудом, но усвоили одно — он из армейских частей, и его скоро отправят на фронт, а придет к ним зондеркоманда. С ней придется туго, что вскоре и подтвердилось. Зондеровцы грабили и издевались над беззащитными женщинами и стариками. Расстреляли троих, обвинив их в связи с партизанами.
Но это было позже, когда майора действительно отправили на фронт под Волхов. А до отправки майор от сильных морозов чуть не отморозил себе ноги. Он попросил у деда его старый ватник и валенки, валявшиеся на чердаке. Бабка, как только поняла, что он просит, полезла на чердак, и через мгновение валенки с каким-то подозрительно тяжелым стуком упали на пол. Дед только охнул. Из валенок вывалились завернутые в холстину царские ножи и ложки. Майор развернул свертки и обомлел — в нищей избе такое сокровище! Пришлось деду рассказать о его происхождении. Майор долго молчал. Потом что-то выговаривал, смешав русские слова с немецкими, из чего выходило, что ложки ценны не из-за серебра, а потому, что они царские и за них можно много получить на аукционе, что он и сделает после войны. Деда как вора нужно наказать, но он, в качестве наказания, заберет у него половину украденного. Остальное оставит на бедность, да еще отблагодарит за валенки и фуфайку.