Вито дошел до последней строчки и… рухнул на колени. Он пополз к шефу, лопоча дрожащими губами:
— Отец… господин… я… я… пятнадцать лет… и ни разу… ни разу… — Профаччи зарыдал.
— Ну что ты так расстроился, дружок, — попытался утешить его Лич, и жирные губы его сложились в некое подобие улыбки. — Я тебе верю. Только постарайся объяснить, откуда эти наглецы узнали о яхте? Ведь нашего разговора никто не слышал. Только ты и я. Даже Гарри не знал. Получается, сынок, ты единственный, кто мог сделать такую пакость. Вот и объясни: зачем и кому ты передал сведения о товаре?
— Но я не передавал… я не знаю, — отчаянно заскулил Вито, размазывая по лицу слезы.
— И я не знаю, — задумчиво прищурился Лич.
По правде говоря, он и сам не верил в предательство Вито. Очень уж высока была цена такого предательства, а преданность Вито не раз проверялась и была сродни собачьей. Что-то не укладывалось…
Собака… на цепи…
И Лича осенило!
Именно благодаря своей сверхъестественной интуиции он устроил и карьеру, и жизнь. Откуда снисходила на него пророческая благодать, не ведал никто — и тем не менее так всегда случалось в самые ответственные моменты.
Лич ткнул пальцем в направлении живота Вито:
— А что это у тебя, сынок?
Профаччи, пораженный вопросом, перестал скулить и недоуменно вытаращил полные слез глаза.
— Ну… вон там, — уточнил Лич, — на жилетке… что за цепочка?
— Эта? — Вито вытащил из жилетки старинные часы за толстую золотую цепочку.
— Эта.
— Это фамильная реликвия. Мой прадед, корсиканец, получил часы от самого Бонапарта, — сдавленным от волнения голосом пояснил Вито. — Они всегда со мной… но я не понимаю…
— Дай-ка мне их, сынок, — ласково попросил Лич.
Вито вместе с пуговицей отодрал цепочку от жилетки, проворно заскользил на коленях к боссу и протянул семейную реликвию.
Но тот отстранил покачивающиеся на цепочке часы и снова прищелкнул пальцами. В результате этой престидижитации на сцену вылезло некое косматое и угрюмое существо по кличке Гризли Боб.
Гризли Боб, личный телохранитель Лича, заработал свою кличку отнюдь не за лохматость и свирепость, хотя и того и другого у Боба хватало в избытке. Еще в далекой юности его хрястнули в пьяной драке шестифутовым отрезком рельса по хребту. Будь на месте Боба более хрупкая и изнеженная особь, она наверняка протянула бы ноги.
А Боб отделался только переломом позвоночника и легким испугом. Спинной мозг уцелел, и Боб не остался калекой. Только позвонки срослись неправильно и образовали на спине Боба подобие горба. За это сходство с североамериканским мишкой Боб и удостоился клички Гризли.