У Старого города словно не было ни конца, ни края, запутанный лабиринт лестниц и узких улочек опоясывал здания, что веками латались и надстраивались поверх старых развалин. Здесь не было ничего нового, светлого, даже дети, казалось, рождались с затравленным взглядом.
Тесак нырнул в ближайший переулок, потянув за собой Алису. Ей было больно идти босиком по острым камням, но она понимала, что надо исчезнуть как можно быстрее. Кроме угрозы со стороны Бармаглота, Алиса замечала характерный блеск медных пуговиц на полицейской форме. И неважно, что больница превратилась в пепел: если их увидят в больничных робах, полицейские их сразу заметут. А у Алисы было предчувствие, что Тесак так просто не сдастся.
Так они пробирались тайком, короткими перебежками мимо уличных девиц, тискавшихся с клиентами по подворотням, стариков, толпившихся вокруг «наперсточников», петушиных боев. Тесак вел ее все глубже в Старый город, туда, где в узкие проходы между домами не заглядывает солнце и воздух мутный от заводского дыма. Из-за тумана, поднимавшегося над булыжником, встречных прохожих было не разглядеть, пока не столкнешься нос к носу.
Так их и подстерегли.
Увидев, что Алиса задыхается, совсем выбившись из сил, Тесак остановился, но не стал ее подбадривать или утешать, а просто ждал.
И тут из тумана вынырнуло здоровенное страшилище и замахнулось на Тесака дубиной. Алиса собиралась закричать, но вдруг чья-то грязная пятерня зажала ей рот, а другая с такой силой стиснула грудь, что из глаз брызнули слезы.
– Что у нас тут? – проворковал ей в ухо грубый голос. – Заблудшая овечка?
Пока она брыкалась, пытаясь выскользнуть из грязных лап, Тесак со страшилищем, при ближайшем рассмотрении оказавшемся человеком, таким верзилой, каких она отродясь не видывала, скрылись в тумане. Алиса отчаянно сопротивлялась, но все было тщетно, и похититель поволок ее за собой.
Он отпустил ее грудь и свободной рукой задрал подол балахона до пояса, облапав бедра, и тут Алиса озверела и впилась зубами в руку, зажавшую рот, потому что вспомнила мерцающий свет и того, кто навалился сверху, протискиваясь между ее ног, вспомнила, как кричала от боли, но он не останавливался, пока не пошла кровь.
Почувствовав укус, налетчик выругался, но не ослабил хватку.
– Ах ты озорница, – зарычал он, и треснул ее лбом о кирпичную стену.
У нее подкосились ноги, сознание помутилось, а глаза залило чем-то липким. Она очнулась стоя ободранными коленями на камнях, а он хватал ее за бедра, раздвигая ноги.
«Просто исчезни, – думала она. – Тебя здесь нет, ты сидишь на зеленой лужайке, греешься на солнышке, а вот с улыбкой подходит тот, кто тебя любит».