— Что-нибудь еще?
— О, я уверен, что в оперных театрах по всему миру есть множество крепких баритонов, питающих надежды на твой счет. — Он затрясся от смеха. — Но буду предельно ясен: мне за пятьдесят, у меня больное колено и ужасное зрение, но я выслежу их всех и буду сражаться с ними за твою руку. Даже если мне придется отрастить гусарские усы и нацепить плащ.
Она засмеялась.
— Как я могу сказать «нет»?
Краем глаза она увидела брата.
— Привет, Бен! — сказал Хэмиш.
— Хэмиш! — обрадовался Бен, и они пожали друг другу руки. — Дай мне минутку. Корд… — Он коснулся ее руки, и она повернулась к брату, все еще улыбаясь.
Она увидела лицо брата, и улыбка сошла с ее лица.
— Что случилось?
— Пойдем со мной, — сказал он, кивая Хэмишу и почти дергая ее за руку. — Пляжный домик. Я был там… — Он увлек ее за собой, и они вместе спустились по ступенькам. — Я был там, только чтобы последний раз осмотреться, прежде чем они его снесут, и я забрал правила «Цветов и камней», и я нашел-я кое-что нашел.
Они стояли на заросшем пустыре между домом и рядами пляжных домиков. Он протянул ей хорошо знакомый лист бумаги, правила, которые Корд так тщательно выписала много лет назад для себя и Мадс. Буквы поблекли, стали бледно-коричневыми, и бумага потрескалась от старости.
— Переверни, — сказал он. — Переверни его и посмотри. — Он схватил ее за руки. — Ты помнишь, как она вернулась? Помнишь, как она тебе это дала? Он когда-нибудь видел это? — Бен потер лицо.
Корд держала правила с запиской, написанной на обратной стороне, читая тонкие, витиеватые черные буквы, которые теперь почти исчезли.
— Господи боже. Это… — Казалось, каждый волосок на ее шее покалывает. — Ангел — вот что мама пыталась вспомнить. Значит, она возвращалась. — Она моргнула, пытаясь думать.
— Ты помнишь ее?
— Не уверена… На ней были широкие брюки с рисунком. Цветы, они были покрыты цветами. — Она положила руку на руку брата. — Бен, она сказала мне петь. — Она кивала. — Она сказала, что мы — Дикие Цветы. Это была она. Ты помнишь? — Она вздрогнула, крошечные кусочки воспоминаний вспыхнули в ее мозгу — брюки с узорами, грязные волосы, руки ее отца, побелевшие на костяшках пальцев, когда он снова схватил ангела… И Мадс-маленькая девочка, которая, должно быть, была Мадс-смеется… Смеется до икоты, пока они бродят в траве и цветах, пока солнце медленно двигается по небу к морю. Но был ли там Бен, или он болел? Или это случилось в другой раз? Они так часто играли в «цветы и камни», что было просто невозможно все запомнить. Они играли в игры все лето, каждое лето — как же она могла вспомнить один час в череде золотых дней?