Однако бежать уже было поздно. Дверь дома распахнулась, и из темноты проема появилась невысокая полная женщина с оплывшим бледным лицом. Женщина была ниже Крыловой, но так как стояла на две ступеньки выше, то смотрела на Вику сверху вниз с нескрываемым неудовольствием от факта ее появления.
— Заблудилась? — Голос женщины звучал на удивление хрипло.
Виктория нащупала в кармане удостоверение. Прикосновение к этому затянутому в кожаную обложку куску картона придало ей уверенности.
— Хромина Людмила Михайловна? — Крылова выставила вперед распахнутое удостоверение. Увидев его, хозяйка дома сжалась и стала как будто еще ниже ростом.
— Это что же, Машка настучала, зараза такая? А вы не верьте ей, не верьте. Все врет она. Ну, может, пару раз кому пол-литра и нацедила, так это только из жалости, чтоб не помер кто с похмелюги.
— Я по другому вопросу. — Виктория догадалась, что хозяйка дома гнала самогон на продажу и с перепугу решила, что именно из-за этого к ней и пожаловали.
— По другому? — выпучила глаза Хромина, а в том, что это она, Вика не сомневалась. — По какому другому? Ничего я не нарушала. А то, что я Машкиному мужу рожу расцарапала, так он сам виноват, хватать меня начал, кобелюка пьяная. А я никому не позволю, я женщина приличная.
— В дом войти можно? — перебила ее Крылова.
Женщина замолчала. Несколько мгновений она о чем-то думала, оглядывая Викторию с головы до ног, потом тяжело вздохнула и нехотя пробормотала:
— Можно и в дом, коль так неймется.
Пройдя сквозь маленькую, больше похожую на заваленный барахлом чулан прихожую, Виктория оказалась в небольшой, но на удивление опрятной комнатке, одновременно выполнявшей функции и кухни, и столовой. Тяжелая бархатная портьера, висевшая на деревянной гардине, закрывала вход в спальню. Хромина махнула рукой в сторону обеденного стола, накрытого клеенкой, и включила в комнате свет.
Виктория села в углу с тем, чтобы иметь возможность видеть всю комнату. Хозяйка дома подошла к пышущей жаром беленой кирпичной печи, открыла дверцу и с трудом запихала внутрь толстое неколотое полено.
— За ночь тепло ушло, — пояснила Хромина, — а я тепло люблю, у меня от холода кости ноют. Так какой у вас вопрос ко мне имеется?
Вика отметила, что Хромина обратилась к ней на «вы». При включенном свете она могла как следует рассмотреть сидящую перед ней женщину. Виктория знала, что Хроминой сорок восемь, но испитое, отекшее лицо выглядело так, словно его обладательнице было уже далеко за шестьдесят. На бледной, тонкой коже извивались синие змейки вен, тяжелые, набухшие веки сдавливали покрасневшие, слезящиеся глаза. Больше всего Крылову поразил нос женщины. Бурый от множества лопнувших капилляров, с широкими темными воронками жировиков, он казался неестественно чужим на этом бледном, круглом лице. Было трудно поверить, что именно эта женщина была матерью так поразившего Вику своей красотой Никиты.