Семенов нервно ходил по комнате. В таком состоянии Лида его еще не видела. Она встала, подошла к нему, прижалась лицом к груди. Он обнял ее, кажется начал успокаиваться.
— Гриша, может надо сходить к Рабиновичу.
— Я уже виделся с ним! О чем еще говорить? Впрочем, я ему выкажу свое отношение к их писанине! Дать в газетах опровержение! Да еще от имени Петроградского бюро ПСР! Ну, разве это не подлость? Кто их уполномочивал?
Лида не стала еще слушать дальше. Она прильнула к нему в длинном поцелуе…
Питер бурлил, люди выхватывали у мальчишек-разносчиков газеты, толпились у витрин, возбужденно переговаривались. Семенов прислушался:
— Подкараулили, сволочи! Наверняка эсеры.
— Они! Кто же еще?
— Переловить да перестрелять как бешеных собак!
— Храм Божий не постеснялись осквернить. Кровопролитие у часовни устроили.
Глас народа — глас божий. Семенов усмехнулся. Но почему все так уверены, что это мы. Почерк… Да и вожди наши — идиоты, поспешили публично отречься. На воре шапка горит…
Рабинович прогуливался в сквере у памятника Екатерине Великой. Поздоровался холодно.
— Вам необходимо исчезнуть. Немедленно. Уезжайте в Москву.
— Что за спешка? Не вижу смысла… Нам ничто не угрожает.
— Позвольте об этом судить нам. — Рабинович начал заметно волноваться. — И давайте обойдемся без дискуссий. Вас Гоц предупреждал, что нужно подождать, не послушались, впредь придется вас за ручку водить.
— Обойдемся без поводырей, — огрызнулся Семенов. — А в Москву, пожалуй, отправим одного Сергеева.
— Вы стараетесь спасти одного боевика. А мы — любой ценой сохранить боевой отряд! Дискутировать не советую: это решение ЦК. Не подчинившись, вы поставите под удар нашу партию. Ясно?
— Яснее не бывает. А что я скажу боевикам? Что скажу Сергееву?
— Не мне вас учить, Григорий Иванович.
— Мы же погубим боевой отряд. Люди разбегутся. Кому захочется жить уголовником.
Рабинович не ожидал, что разговор перейдет в такую плоскость. В самом деле: боевики идут на самопожертвование, а партия от них открещивается. Но стоило ему вспомнить про разговор с Гоцем, как все колебания улетучились.
— В данный момент, — твердо сказал Борис Николаевич, — партия не может взять на себя ответственность за террористический акт против Володарского. Со временем — это возможно. Сергеев должен понять и набраться мужества. Ждать.
— Выходит, — тихо, как бы про себя, заметил Семенов, — каждый на этом свете не только судья, но и подсудимый.
— Выходит так. Понять надо — судьба партии на сломе, а вы о судьбе Сергеева заботитесь.
После встречи с Рабиновичем Семенов разбитым и подавленным вернулся на явочную квартиру, где скрывался Сергеев. Идеал вступил в противоречие практикой террора. Вернее — с жизнью. В разговоре с Сергеевым ему придется переступить через свою сволочную порядочность. Террор и мораль не стыкуются. Не вписываются в большевистскую революцию.