Готовая к этому неизбежному вопросу — уже довелось «исповедоваться» и Коноплевой, и Семенову — она потеребила тяжелую косу, моргнула близорукими глазами и с неожиданной откровенностью начала:
— Родилась в большой семье. Какая бывает семья у бедного еврейского учителя? Детей полна куча. Нужда — непролазная. Но отец — Каплан вдруг застенчиво улыбнулась — дал мне приличное домашнее образование.
Пристально посмотрела на Донского и со значением добавила:
— «Университет» я закончила на каторге.
И умолкла. Заметила нетерпеливое переглядывание Донского и Семенова. Поняла — надо сокращаться. И, разом переменив тон, сказала:
— В 1906 году вместе с Маней Школьник и Арей Шпайзман готовила покушение на киевского генерал-губернатора.
— На Клейгельса покушались, — перебил ее Донской. — Знаю, что струсили ваши коллеги.
— Вот уж нет, — возразила Каплан, — просто переменили почему-то план. Меня в свои намерения не посвятили. Вместо Клейгельса убили черниговского губернатора Хвостова.
— Не убили, а ранили, — поправил Семенов.
— Да, — согласилась Фанни. — Ранили. Аре и Мане дали по двадцать лет каторги.
Донской досадливо поморщился. Кажется, она намерена рассказывать всю историю эсеровского движения.
— Нельзя ли покороче, — мягко сказал Дмитрий Дмитриевич. — Поближе к сути…
— Хорошо, — ответила Каплан, сникая. — У меня получилось нелепо: в комнате, где я квартировала в Киеве, вдруг ни с того ни с сего взорвалась припрятанная бомба. Не знаю почему.
— Понятно почему, — сказал Семенов, — не иначе, как хранили со вставленным запалом, так?
— Так, — подтвердила Каплан.
— Кислота разъела оболочку запала, и случился взрыв, — пояснил Семенов, будто присутствовал при этом.
— Возможно, — согласилась Каплан.
— И? — спросил Донской.
— И - смертная казнь, — гордо сказала Каплан. — Заменили пожизненной. Отбывала в Нерчинске. А точнее — сперва в Мальцевской тюрьме. Ее знаете?
— Знаю, дальше…
— Дальше — перевели в Акатуй.
— Традиционная народническая тюрьма, — одобрительно сказал Семенов.
Каплан понравилась Донскому как боевик. Как человек с твердой волей и крепкими эсеровскими традициями. Донской понравился Каплан как энергичный, смелый руководитель и, прежде всего, как человек «дела». Он сумел оценить ее безоглядный героический порыв, с которым она выступила против Ленина. Каплан гордилась, что ее воодушевил и благословил на подвиг руководитель Московского бюро, член ЦК ПСР. Она шла на покушение от имени своей партии, от имени всех эсеров, защищавщих народовластие.
— Ваше имя, Фанни, станет знаменем свободы, — сказал Донской террористке на прощание. — Ваш подвиг отзовется в сердце каждого социалиста-революционера.