Работая на нацистов, я надеялся, что все же когда-нибудь стану одним из тех, кто делает космос близким. Находясь средь ужаса и абсурда и стараясь хоть как-то примириться с этой действительностью, я мог лишь мечтать, что однажды наступит тот момент, когда я смогу всецело отдаться разработке космических проектов… только бы поскорее кончилась война! Война, исковеркавшая жизни, изуродовавшая души… Увы, я не стал в этом исключением. Когда вокруг творится страшное, возведенное в ранг обычного, очень быстро привыкаешь и перенимаешь образ мыслей тех, кто стоит на верхних этажах государственной пирамиды.
Но с тех пор как я стал работать на русских, многое изменилось в моем ощущении жизни. Мне стало спокойнее. И дело не только в том, что для меня теперь открыт «путь в космос». Здесь я не чувствую такого давления, как в Пенемюнде, где меня повсюду окружала мелочная опека службы безопасности (СД). Хорошо делай свое дело, не болтай лишнего – и никого не будет интересовать, была ли еврейкой твоя бабушка. В этом отношении нацисты просто сумасшедшие. Здесь нет постоянной угрозы… Той холодной, тяжкой, постоянной угрозы сказать что-то не то, сделать что-то не то, вызвать подозрения, заслужить немилость Гиммлера или кого-то из его прихвостней… Конечно, особой сердечности от русских ждать не приходилось, но, по крайней мере, они вели себя вполне человечно с нами. И я даже не хотел вспоминать то время, когда мне ежедневно приходилось наблюдать насилие и жестокость и, более того, принимать в этом косвенное участие. Так что именно здесь, в русском плену, я увидел для себя вполне отчетливые перспективы и мои мечты о космосе вновь обрели под собой почву – более твердую, чем когда-либо. И герр Королев, и герр Шалимов тоже идут к этой цели твердо и непреклонно, так что я, можно сказать, попал в плен к единомышленникам. Здесь, у русских, совершенно особенная атмосфера, способствующая продуктивной научной работе. Русские много делают по-иному, но выходит у них не хуже, а иногда даже и лучше чем у немцев.
Возможно, я еще стану раскаиваться в своих прегрешениях, стоя на коленях перед Божьим алтарем… Когда-нибудь. Когда сполна осознаю все то, что сделали с нами Гитлер и его расовая теория. Чувствую, что у всех у нас еще будет для этого и время, и возможность. Но сейчас… сейчас мы чрезвычайно рады, ведь после всех работ над ошибками наше детище наконец полетело. Правда, наше счастье немного омрачает то, что точность попадания нашей ракетой оставляет желать много лучшего. Например, при этом пуске она упала в тринадцати километрах от точки прицеливания. В полевой войне, когда требуется поражать относительно компактные или даже точечные цели, противник даже не поймет, что в него стреляли. В объект размером с Лондон