Кстати, о русских и наших бурских делах. Перед отправкой на фронт я снова увиделся с госпожой Антоновой. Это было нечто вроде финальной политбеседы после завершения обучения или даже выпускного экзамена. В итоге мне было заявлено, что дело с нашей независимостью уже предрешено и даже, более того, русские со всей их мощью именно меня видят первым президентом независимой Южноафриканской республики. Когда я усомнился, что при наличии на родине значительно более опытных политиканов, которые кого хочешь ототрут от заветной кормушки, у меня получится взять и удержать власть, госпожа Антонова усмехнулась и сказала, что власть рождает либо винтовка, либо всенародное согласие (что бывает крайне редко), и что если будет надо, русские предоставят нам столько винтовок, чтобы политиканы и рта раскрыть не могли. Как это бывает, когда вокруг разброд и шатания, а седобородые старцы спорят между собой до хрипоты, мы проходили во времена англо-бурской войны. Потому-то наши отцы тогда и проиграли англичанам, что слушали не тех, кто разбирается в военном деле, а тех, кто с политическими целями самым ловким способом манипулировал цитатами из Библии. Ну да ладно; доживем до конца войны – увидим. Сначала требуется дожить до конца войны и благополучно вернуться домой, ну а потом уже будем решать (если понадобится, то с помощью винтовок), кто там будет властью. Как говорят русские – долг хорош платежом. Ох и задолжали нам некоторые господа – вроде Виллема Боты и капитана Рамзи, ох и задолжали…
А пока мы воюем здесь, в Италии, от своих действий не ощущая ничего, кроме гордости за хорошо сделанную работу. А еще мне понравилось спасать людей. Первый раз ощущение того, что все было сделано ПРАВИЛЬНО, я испытал еще тогда, когда, спасая кучку гражданских, поддался импульсивному порыву и увел своих людей на другую сторону фронта. Потом, уже тут, в Италии, возвращаясь с задания, мы проезжали через небольшую деревеньку, где эсесовцы сгоняли крестьян в сарай – скорее всего, для того, чтобы сжечь их заживо. Мы уже несколько раз натыкались на обгоревшие останки жертв подобных гитлеровских забав и знали – испуганным и умоляюще оглядывающимся по сторонам людям грозит ужасная гибель. Тогда я, ни секунды не колеблясь, подал своим парням тайный сигнал: «Внимание!!» и почти сразу же: «Работаем!!».
Мы выглядели такими же эсесовцами, как и они сами, поэтому убийцы сами подставились, подпустив нас на расстояние удара ножом. Схватка была коротка. Эти мерзавцы чувствовали себя хозяевами жизни и белокурыми бестиями, но по сравнению с «Стормйаарс», имеющими русскую выучку, они были просто бараны, попавшие на бойню. Когда все кончилось и люди, только что озиравшиеся по сторонам в смертном ужасе, вдруг увидели, что их мучители мертвы, я вдруг повторно ощутил то самое острое чувство, что все было сделано ПРАВИЛЬНО. В тот раз мы не могли остаться и защищать этих людей до прихода русских, поскольку наше задание требовало иных действий. Поэтому я – то на пальцах, то на языке врага (которым мало-мало владел деревенский староста) – постарался объяснить этим людям, что им надо уходить в горы, ведь возможно, что это не последние эсесовцы в этой местности. Я не знаю, спаслись те люди или нет, но хочется верить, что спаслись.