– Я видел раны и гораздо хуже.
Эйвери говорил мягко, но его ответ не успокоил Дженкинса; рекрут по-прежнему не сводил полных слез глаз с бледного лица Форселла.
– Штаб-сержант, он – все, что у меня осталось.
Эйвери понимал, что чувствует Дженкинс. Это была та же самая бездонная печаль, которую чувствовал он, сидя в холодной квартире тети в ожидании тех, кто придет и заберет ее; ошеломляющее понимание, что ушло все самое дорогое. Капитан Пондер, более половины ополчения и многие тысячи жителей Жатвы погибли. Осознание этих потерь было тяжелым бременем, и единственная причина, по которой Эйвери не чувствовал себя таким же раздавленным, как Дженкинс, состояла в том, что он научился справляться со своими чувствами и скрывать их.
Но теперь он не хотел этого делать.
– Нет. Не все, – сказал Эйвери.
Дженкинс посмотрел на него, вопросительно наморщившись.
– Ты – солдат, – объяснил Эйвери. – Часть команды.
– Уже нет. – Дженкинс посмотрел на Дасса, Андерсена и горстку других рекрутов, сидящих или спящих в контейнере. – Мы колониальное ополчение. А нашу колонию мы потеряли.
– Комфлот отвоюет Жатву. И им понадобятся все бойцы, которых можно найти.
– Я? Морпех?
– Если захочешь, я переведу тебя в мое подразделение.
Рекрут подозрительно прищурился.
– Скажем так, у корпуса должок передо мной. Вы – ополчение. Но еще вы одни из немногих в ККОН, кто знает, как бить этих сукиных сынов.
– Они захотят, чтобы мы служили вместе? – спросил Дженкинс.
– Возглавили атаку. – Эйвери кивнул. – Я бы так и сделал.
На мгновение Дженкинс задумался о возможности не только вернуть свою планету, но и внести вклад в защиту других колоний – других семей. Родители не хотели, чтобы он становился солдатом. Но сейчас ему не приходило в голову другого способа почтить их память.
– Хорошо, – сказал Дженкинс. – Я с вами.
Эйвери вытащил из кармана бронежилета сигару «Милый Вильям» и протянул Дженкинсу:
– Это тебе и Форселлу, когда он придет в себя.
– А пока, – сказал Хили, поднимаясь, – ты можешь помочь мне проверить остальных.
Эйвери проводил взглядом Дженкинса и Хили, которые направились к штаб-сержанту Берну и другим раненым, находящимся ближе к середине контейнера. Берн осознавал происходящее, когда Эйвери садился в контейнер на Тиаре, но теперь ирландец спал, накачанный болеутоляющими, которые позволили ему расслабиться и отключиться от мира.
Эйвери посмотрел на грудь Форселла, вздымающуюся и опускающуюся под бинтами. Потом он взял стопку одеял и направился к подъемнику, который доставил его в реактивный блок. В кабине Эйвери нашел Джилан.