– В отличие от папы, я не беру работу на дом, – говорила мама.
– Скажи спасибо, что я не патологоанатом, – как-то парировал папа. Мы долго смеялись, и я тоже, хотя тогда не знала, кто такой патологоанатом.
Что я ожидала найти в документах? Клочков ясно сказал, что они проверили все ниточки, папа это подтвердил. Но у меня было ощущение, что они чего-то недоговаривают. Непонятно, по какой причине – берегут ли мои чувства или боятся мне навредить? Или у них просто недостаточно фактов? Ровные колонки однотипных файлов навевали скуку. Я промотала их вниз, но даже не дошла до конца.
В папку «Фотки» родители время от времени скидывали фотки со своих телефонов. После того как мама исчезла, папа не трогал эту папку и хранил новые фотографии отдельно. Последние файлы были датированы весной 2014 года. Их я рассматривала много раз сама и вместе с папой. В основном на них была я: спящая, за пианино, на ушу, за блинами на бабушкиной кухне, в новых нарядах, с аквагримом, с цветами на линейке первого сентября. Снимков с папой и мамой было совсем немного. Несколько фотографий мамы: она с серьезным видом перебирает яблоки в супермаркете в Иматре, задумчиво смотрит в окно в аэропорту в Палермо, улыбается на узкой европейской улочке – Прага, Таллин, какой-то из средневековых городков в Провансе? Родители не были азартными путешественниками, но каждый отпуск мы проводили в поездках по Европе. Папа любил море, а мама – достопримечательности, поэтому половину времени мы проводили на пляже, а половину – в музеях. Неотредактированные, неприукрашенные, неотфильтрованные фотографии. Никто нарочно не позирует. На фото все было именно так, как в жизни. Симпатичные, молодые. Такие, какие есть.
Я скроллила фотогалерею, и родители становились все моложе, а я все меньше. Вот я впервые дома, у себя в комнате: сморщенный червячок в три кило. Потом – снимки до того, как я появилась: мама и папа, оба длинноволосые, у палатки на берегу озера; какие-то их друзья, не все мне знакомые; застывшие моменты их прежней жизни: кружки кофе, закат на Басковом, вид из машины на дорогу – лобовое стекло усеяно насекомыми. Я промотала до конца. В самом конце шла папка «Из универа». Что-то не помню такой, что там может быть? Два быстрых щелчка, и я внутри.
Снова скроллю картинки в прошлое. Мамины фотографии: вот она в группе выпускников, вот на кафедре в белом халате (со смешной челкой, не узнать), в университетской столовой, мама в обнимку с друзьями и с дядей Лешей, только с дядей Лешей, еще раз с ним, и еще. И снова, и опять с дядей Лешей. Десятки фотографий на фоне питерских пейзажей: закаты, восходы, львы и сфинксы. В обнимку, держась за руки – мне всё стало ясно сразу. Тут же я вспомнила, как папа сердился, если наши семьи начинали видеться слишком часто. Всегда, когда дядя Леша был у нас в гостях или мы у них или у Вадима Петровича, папа становился напряженным, каким-то безразлично-отстраненным и почти не отходил от мамы.