Смерч (Черевков) - страница 2
— Ну, ну, — самодовольно перебил дед. — ты расхвалишь.
Трубка вернулась на свое место. С треском вспыхнул красный огонек, сверкнули маленькие живые глазки, выскочил широкий нос, и заструилась вниз сивая борода.
— Поскорей бы выехать надо, — озабоченно сказал Леська, — торопят они.
— Нельзя, брат. Ишь непогодь. До рассвета не угомонится.
— Видать, все трое партийные, — голос у Леськи серьезный и задумчивый.
— Не иначе, — подтвердил дед, — на такое дело всякого не пошлют.
Сумерки сгустились в ночь. Дождь почти перестал, и редкие капли тяжело шлепались над головами в борт лодки.
Леська прислонился к дедову плечу и задумался о том большом, о чем думалось ему всегда радостно и нежно, с нетерпеливой грустью, о таких еще долгих для него годах впереди…
Леська думал о партии.
Над озером виснул прозрачный туман. Было оно в широких розовых складках, ласково трогало берег легкой волной, и с трудом верилось, что это оно так буянило ночью. У берега покачивалась тупорылая большая сойма[1], и с верхушки мачты по свернутому в жгут полотнищу паруса растекалась красная усмешка зари.
Леська обогнал трех в шлемах, наклонился к волне, поймал ее горстями и брызнул мутноватою водою себе в лицо. Приятный холодок дробью чиркнул по телу, и Леське стало весело. Приложив руки ко рту, он закричал озеру:
— Га-га!
И тотчас же сконфуженно обернулся. Сзади стояли трое в переплетах ремней и с револьверами у пояса. Лица у них были строгие, далекие от леськиного веселья.
Леська виновато улыбнулся и сказал в оправдание, махнув рукою:
— Озеро…
Тогда один из них, рыжий, тоже улыбнулся и острый взгляд его стал мягче.
— Знаю, что не море. Однако, мы торопимся. Где же твой дед запропастился?
— А вон он!
Савватий с багром на плече торопливо спускался к берегу.
— Дедун, все готово? — озабоченно крикнул Леська.
Савватий молча подтянул лодку ближе к мосткам и только тогда строго ответил:
— Можно ехать, товарищи.
Суетливо расселись. В движениях трех была тревожная торопливость и настороженность. Леська подметил это, и ему снова стало стыдно за свою ребячливость.
«Люди на такое дело, может, на смерть едут, а я…» подумал он смущенно, развязывая бичеву у мачты.
Дед налег на багор. Привычно поймав ровную струю ветра, Леська быстро закрепил косой парус. Сойма вильнула круглым носом, припала бортом к воде, но сейчас же выправилась и, вздрогнув, понесла свое, ставшее стройным, тело, ломая волны.
— С богом! — глубоко вздохнул рыжий и неожиданно, сняв шлем, перекрестился широким крестом.
Леська с удивлением посмотрел на него.
«Значит не коммунист,» подумал он разочарованно.