Вот так бывает: добираешься, во что-то долго входишь, уже живешь в этом, но то, что произошло, до конца все-таки не осознаешь.
Теперь наступило нечто вроде пробуждения. И случилось оно на пресс-конференции, где толпилось пятьдесят два представителя газетного мира Америки.
Но все еще продолжалось, и Люда взяла себя в руки.
— Вы красите губы? Какие духи вы предпочитаете?
— Духи? «Манон». Крашу — иногда.
И все неправда. Но теперь она рассмеялась: какая чепуха эта игра в песочек непростительно скучных дядей. И она из-за них волновалась, возмущалась — было из-за кого!
Да, они все были живы, вполне здоровы, судя по их отличному виду, и по-своему предприимчивы. Каждый день они выбегали на поиски своего доллара, большего, меньшего, но сулящего им блага, казавшиеся им сутью жизни.
А Левы Иша здесь не было. И смешно подумать — ведь он коллега этим мистерам, которые задавали такие серьезные вопросы о духах.
Последнее, что она видела в Москве, было письмо от Левы. Он писал из Севастополя ее матери, с которой и вовсе не был знаком.
О существовании письма Люда узнала только недавно, когда увидела мать перед своим отъездом в Америку, — последний знак Левы: дружеский, сердечный, незадолго до его гибели. А севастопольский корреспондент «Красной звезды» был ведь очень занят, но помнил: на Мекензиевых осталась женщина, и она не может выпустить винтовку из рук.
Иш писал ее матери, зная, что Люда лежит в засаде и хочется ей самой все рассказать матери, и ничего не может снайпер. Все спеклось, и не страшно ли будет маме читать такое письмо там, далеко в Удмуртии. Часами на Мекензиевых схватывались две смерти, чья возьмет! А ночь после поиска? Даже во сне шевелится трава, как волосы, и душат кошмары. День — что год. Севастопольское время имело особый отсчет.
«Маме надо писать чаще, — говорил снайперу Лева Иш, — она ведь тоже считает часы и, даже получив от вас письмо, не знает, от живой или от мертвой оно пришло».
Он уговаривал ее и потом сам написал чужой матери — своей он уже не мог написать: семья его погибла в Днепропетровске.
«Уважаемая Елена Трофимовна! — писал Лева Иш. — Как корреспонденту газеты мне пришлось познакомиться с вашей дочерью Людмилой Михайловной. Хоть я Вас лично не знаю, но хочу от всей души поздравить с такой дочкой. Обычно поздравляют, когда ребенок рождается, но и у нас в горах, мне кажется, происходит рождение людей — великодушных и суровых.
Ваша Людмила отличный снайпер. Ее тут все знают и ценят, потому что Людмила не только сама хорошо стреляет, но и учит других. Она быстро привыкает к самой сложной обстановке, не любит хныкать, и это очень важно — ведь на войне всякое бывает.