Схоронила Петьку Гржебика, а вела себя так, будто Петька поселился с ней в Балакове. Совсем одна, но с ним душой воспитала его дочку. Ярослава Гржебикова теперь инженер, строит в Балакове Саратовскую ГРЭС.
Проехав сто километров степью, миновав село Сулак, в которое Глеб решил заехать на обратном пути, попал он в старый город Балаково. Громоздкие, тяжелой кладки купеческие дома в центре ничем не походили на новые, многоэтажные в поселках, разросшихся на бывших окраинах города.
На берегу Волги безмолвные краны плавно вздымали к небу и спускали на землю балки, кирпич и плиты. С земли непрерывно раздавалась команда, грохотали машины, сновали люди, а стальные жирафы, послушные их воле, продолжали поднимать и опускать тяжести. Железное стадо рыло берег. Землечерпалки то сжимали, то разжимали свои огромные добрые челюсти.
А Волга под вечерней зарей ежеминутно менялась, широкая, светящаяся, глубоководная. Еще ни один фонарь не вспыхнул на берегу, не замерцал на кране, а заря зажигала в реке яркие перебегающие огни, то вблизи, то вдалеке. И думалось — поднимаются они из глубины, а на поверхности растекаются малыми реками в большой Волге. Малиновые, фиолетовые, оранжевые блики то бледнели, то сгущались.
Глеб долго стоял на берегу. Сюда переместилось взбудораженное сердце города и молодо, гулко стучало, а Волга тянула и тянула к себе; вдруг померкли в ней яркие сполохи, и вся она, охваченная розовато-серым мерцанием, обещала долгую удивительную дорогу. Трудно было оторваться от нее, но, пока еще не погас день, нужно пройти по городу еще раз, внимательнее оглядеть памятные места.
Глеб медленно направился к центру.
Миновав большую серую старообрядческую церковь, украшенную вверху мозаичными образами богоматери, он вошел в узенькую улочку с приветливыми палисадниками у домиков. На одной из скамеек сидел старик с пышными белыми усами. Глеб подсел и разговорился. Искоса поглядывая на собеседника и отодвигаясь от него, чтобы получше разглядеть, балаковский старожил Степан Петрович охотно заговорил о себе, вернее — о своей жизни на машиностроительном заводе, где проработал более полувека. Несколько раз он сокрушенно произносил слово «пенсия», и видно было, как приятно ему хоть в разговоре вернуться к тому, что было сердцевиной всей его жизни.
— Так что изнутри понимаю пароход и трактор, — сказал он, внушительно взглянув на Глеба, и вытащил кофейного цвета кисет. — Даже не куришь, — разочарованно заметил он, когда Глеб отказался от лучшего угощения, и без всякой связи, но продолжая думать о своей стариковской доле, Степан Петрович добавил: — Руки мои до сих пор вполне крепкие.