Василий Иванович заметил, что я не сплю, но не отодвинулся, доверчиво поглядывая на меня, писал:
«Много уважаемому товарищу Линдову»…
— Может, вместе напишешь первые два слова?
— Нет, — уверенно ответил Чапаев, — потому Цеховичу я бы адресовал: «Мало уважаемому профессору Цеховичу»…
Комната общежития плохо освещена. Едва написав две фразы, Чапаев поднимается, ходит между койками. Он наклонился над настольной лампой, горящей вполнакала. Кладет на нее руку, удивляется:
— Даже кончик пальца не прогреет. — И тут же спрашивает заинтересованно: — Слыхал, что за человек Линдов?
— Слыхал, — отвечаю, — комиссар Реввоенсовета Четвертой армии — мы же соседи по фронту. Видел его в Самаре, выступал он на митинге. Оратор удивительный, перед ним несколько тысяч, а он беседует, будто с каждым у него разговор один на один. А ты его знаешь? — спрашиваю Чапаева.
— Не знал бы — и писать не стал.
— Почему же, по должности, бывает, и нужно обратиться.
— А я думаю, что должность без только ей подходящего человека — штука опасная. А у Линдова и жизнь, и душа — все для комиссара. Знаю, много ему на меня клепали штабисты из бывших, а он привык сам до всего докапываться, чтобы лучше для Революции выходило.
Был я у него раз-другой — поверил после первого разговора, все, что думал, выложил ему.
У него для себя нет хоромины. Хоть живет в Самаре, а как в походе. За ширмой в кабинете койка. Нет хлебов отдельных. Сахарком богат на кусочек, ты его и получишь, раз гость. Спрашивает с тебя, но и ты задай ему вопрос, ответит без утайки. Его касается и вся армия, и каждый в ней.
Жизнь его до седого волоса прошла на людях. Сызмальства он в Екатеринославе среди рабочих, выучился на врача, а революцией не переставая занимался с прошлого века и в Туле и в Париже, потому она всюду нужна. Под далеким городом Парижем у Линдова бывал Ленин. Подробно про комиссара армейского рассказала мне московская работница Клава, ей пришлось узнать близко и Линдова, и его детей, говорит: даже дочери в него — все для людей, ничего для себя.
Конечно, ему многие писали, ну и моя очередь пришла. Оказывается, Чапаю нужна помощь, и самая быстрая. Вот если бы все комиссары на него похожи были или на самарского Галактионова. Тот у нас комиссаром Первой дивизии был — тоже душа!
— Но нет для меня противнее человека, — сказал Чапаев, снова усаживаясь за письмо, — который должность во вред делу поворачивает… А вот Линдов!..
Чапаев задумался, потом написал страничку. Отложив письмо, снова зашагал по комнате и с ожесточением ткнул пальцем в тлеющую лампу: