– Случилось чего? – подозрительно спросил Никодимов.
– Да что вы, Максим Евграфович? – делано изумился тот.
– Не лги, Ефим!
– Да ничего не случилось, – не стал более запираться полицейский и доверительно подвинулся к начальнику. – А только чует мое сердце, поедет ваш свояк на каторгу!
– С чего бы это?
– Так ить мальчонку-то ученика он едва не до смерти покалечил!
– Какого ещё мальчонку?
– Того, который в Петропавловской больнице лежит. Ожил болезный, да и показал, что мастер его избил. Стало быть, Будищев-то его в отместку благословил. Вот оно как!
– Да что же это такое! – вскипел оскорбленный в лучших чувствах старый служака. – Где же видано, чтобы почтенного человека бить можно было за то, что он неслуха уму разуму поучил?
– Так-то оно так, да только ведь поучить – это одно, а увечье нанести – совсем другое. А ну как малец калекой на всю жизнь останется?
– Погоди, – старый служака помотал головой, будто отгоняя наваждение. – А кто же за этого сопливого вступится, чтобы Перфильева под суд отдать?
– За ученика – никто, а вот у Будищева заступники нашлись, и коли дело быстро добром не кончится, так быстро всё поднимут и по-другому повернут.
– Да что же за защитники такие?
– А эвон прапорщик барон Штиглиц пожаловали. Сказывают, что гальванёр наш, ещё когда на службе был, спас его от верной смерти!
– Как это?
– Вот чего не знаю – того не знаю, а врать не привык! Однако же, чего бы в другом случае цельный барон в участок-то к нам заявился?
– Погоди-ка, он из каких Штиглицев?
– Из тех самых, Максим Евграфович!
– Твою же ма… – поперхнулся на слове полицейский, увидев, как прапорщик выходит из кабинета, со всем почтением провожаемый штабс-капитаном.
– Так я могу надеяться? – спросил молодой человек на прощание.
– Конечно, барон, – наклонил голову Деревянко. – Обещаю, что с вашим протеже обойдутся со всей возможной в подобном случае мягкостью. Все же, георгиевский кавалер. Защитник Отечества!
– Честь имею, господа!
– Всего доброго, Людвиг Александрович.
Проводив артиллериста до двери, пристав ловко обернулся на каблуках и пристально посмотрел на помощника околоточного. Затем ухмыльнулся, будто тот и впрямь забыл дома шаровары, и, ни слова не говоря, вернулся к себе.
И, наконец, будто всего произошедшего было мало, через пару часов появился еще один адвокат – по виду немец – и с еле уловимым акцентом поинтересовался, можно ли увидеть дознавателя, ведущего дело Будищева.
– Как прикажете доложить? – почтительно спросил его полицейский.
– Александр Гофман, поверенный «Банковского дома Штиглиц», – с достоинством представился тот.