– Когда последний раз царевич Ша вам написал?
– Декаду назад примерно. Там все хорошо. Он справляется.
– Разве сегодня вам письмо от него не приносили?
– Нет. В чем дело? Ты о чем меня пытаешь, Дин? Что хочешь выяснить? Кроме царевича у меня достаточно заслуживающих доверия информаторов, чтобы мне быть уверенным в том, что я говорю. Нет никакой необходимости вмешиваться в то, что исправно работает, иначе можно сделать хуже.
Перед ними отворили застекленные двери центрального корпуса. Дин с государем вступили под гулкие своды первого этажа. Прошелестела по коридорам команда охране. Перед кем-то неважным закрывали двери, кого-то ненужного оттесняли на всякий случай с дороги. Правила на первом этаже были строгие.
– Ша умный мальчик, мой государь. Но нельзя же все военные и политические задачи на Северных территориях возлагать исключительно на него.
– С ним полно советников, Дин. Или ты думаешь, я настолько безнадежен, как отец, что бросил его, словно слепого котенка в воду?
Дин чуть приостановился, пропуская государя вперед себя в отделенное еще одними стеклянными дверями левое крыло здания, и негромко сказал государю в спину:
– Думаю, что да. По-моему, вы хватитесь шапки, когда головы не станет.
Государь развернулся прямо в дверях, нехорошо сощурился и вздернул подбородок. Что-то он сегодня тоже был злой.
– Ты зачем меня привел сюда? Цирк на публике устраивать? Ты что, рехнулся, что ли?
Ну да, как будто это Дин решил идти в канцелярский корпус. Дин поговорил бы и в манеже. Упрек был не заслужен.
– Уж лучше б я рехнулся, государь, – тихо сказал Первый министр. – Я никогда вам не завидовал. Ни в чем. Кроме того, что вам дан клад, которым вы не умеете распорядиться – сын, умница и красавец. Глухому и слепому отцу радость.
– Ты соображаешь, что ты делаешь? – зашипел государь. – Что ты болтаешь? Завтра твои слова цитатой будут ходить по Столице, послезавтра по всей стране!
– Вас что заботит? Что о вас в Столице торгаши подумают? – возмутился Дин. – Вы хотели чтоб я был Первым министром? Ну так уважайте мое мнение и мою работу! Я шесть лет долбил вашему сыну, что у него великий отец, который забыл про собственного ребенка исключительно из-за государственных забот. Сколько царевичу Ша продолжать быть сиротой? Я стал ему воспитателем, но я не могу вместо вас быть в том месте сердца, где у сына должен быть отец!
Теперь и государь возмутился тоже:
– Ты как со мной разговариваешь, клякса ты чернильная?! С каких это пор ты решил, будто тебе все позволено? – повысил голос он, потом развел руками и сказал почти спокойно, очевидно, для той самой публики, тайком слушавшей из-за каждой двери: – У меня взбесился Первый министр. Как мне не повезло!