Истины бытия и познания (Хазиев) - страница 36

. Здесь все правильно, но все недостаточно. По средневековой философии Бог создал не только истину вещей, но и истину человеческого разума. Если критиковать теоцентричную философию, надо было критиковать и идеалистическую трактовку не только онтологической истины, но и гносеологической. Если разрабатывать материалистический вариант гносеологической истины, нужно было разрабатывать материалистический вариант и онтологической истины. Но было сделано то, что сделано. Ленин воспользовался их пониманием истины, которое сводилось к абсолютизации гносеологической истины. При известных обстоятельствах позиция Ленина оказалась единственно допустимой, разрешенной и возможной в подцензурной отечественной философской литературе. С этим все понятно. Непонятно то, что, когда уже официальной цензуры нет, консерватизм мышления или какие-то иные причины заставляют большинство отечественных философов придерживаться абсолютизации гносеологического понимания истины, хотя категория «онтологическая истина» разрабатывается достаточно активно^>{46}. Ограничение категории «истина» лишь сферой гносеологии неоправданно сужает ее объем и содержание, лишает ее статуса общефилософской категории, превращая лишь в специальное понятие сферы познания. Представляются оправданными усилия по возвращению в сферу отечественной философии одной из важнейшей (и в мировоззренческом, и в методологическом аспектах) категории философии — онтологическая истина как в идеалистическом, так и в материалистическом ее прочтении. Тем более в истории отечественной философии можно найти множество примеров того и другого ее толкования.

Наиболее иллюстративна философия космизма В. С. Соловьева. Общая схема космизма достаточно проста. Единство мира оказалось расколотым и утерянным. Разные по объему и качеству обломки тяготеют к исходному единству. История мироздания есть история становления, формирования, восстановления утерянного единства. Механизмы единения В. Соловьев подробно рассматривает в дочеловеческой природе и приходит к мысли, что без человека мироздание никогда не сумеет соединить два главных элемента, которые в дуалистической философии были двумя первоначалами мироздания — протяженная материя и дух. Лишь человек, который имеет духовность в себе и мир перед собой, может их объединить. Идея о роли человека в мироздании Соловьева очень созвучна с идеей гуманистов о том, что человек есть то, с помощью чего природа может содержать себя в гармонии. Человек, говорит В. Соловьев, с помощью истины через красоту стремится к добру. Проявление человека оживотворяет и гуманизирует Софию Мироздания. Не детализируя, отметим, что «софия» и есть та вселенческая потенция, которая толкает мир к единению. Появление в цепи восстановления единства мироздания такого звена как человек обусловливает то, что восстанавливаемое единство не будет простым механическим возвращением к исходному единству. На финише исходное единство уже будет обогащено всей историей возвращения к нему. Здесь феноменология Абсолютного духа Гегеля просматривается невооруженным глазом. Но В. Соловьев ушел от сухого логицизма Гегеля, философия богочеловека пропитана человеческим теплом, ибо учитываются не только интеллектуальные характеристики человека, но и чувственные. «София» часто трактуется В. Соловьевым как любовь. Он часто апеллирует к античным философам, к их идее Эроса и его роли в мироздании. Богочеловеческое единство на финише для нас очень интересно, ибо дает оригинальную картину онтологической истинности власти, человека и мироздания. Свободным актом мировой души, говорит В. С. Соловьев, мир отпал от Божества и раскололся на множество враждующих элементов. Теперь длинным рядом свободных актов все это восставшее множество должно примириться с собою и с Богом и возродиться в форме абсолютного организма.