— Смотри, Толя! Ну, счастливо!
Тронулись. Все слилось: шквальные удары ветра на открытых местах по тугому брезенту кузова, темные, со слабыми подфарниками машины, застигнутые бураном, с включенными моторами и привычно спящими шоферами в наглухо задраенных кабинах, кем-то впопыхах брошенный поперек дороги грейдер, который пришлось объезжать, а правильнее, обползать по зыбучим, словно песок, заносам. Ахало спереди так, что, казалось, вот-вот не выдержит, разлетится на мелкие осколки лобовое стекло, а на реке, где валились откуда-то целые сугробы, твердые, как сахарные глыбины, садануло так, что Юлия испуганно вскрикнула. За всю дорогу она не проронила ни слова, сидела, подавшись вперед, вцепившись в металлическую скобу, и лицо ее, подсвеченное снизу и чуть сбоку контрольными лампочками со щитка, было сосредоточенным и мрачно-спокойным. На меня она старалась не смотреть. Лишь когда я остановился у ее подъезда и помог выбраться из кабины, она взглянула на меня и вымученно улыбнулась. Не оглядываясь, на ходу роясь в поисках ключа, она побежала наверх.
Я поднялся следом за ней, остановился на площадке, глядя в полуоткрытую дверь квартиры, которую Юлия на успела или забыла прикрыть. В скважине торчал ключ, и брелок в виде компаса тихо раскачивался из стороны в сторону. Юлия медленно стягивала с плеч шубу. Внутренняя дверь в квартире, ведущая в одну из комнат, распахнулась, и на пороге выросла беленькая девочка, очень похожая на Юлию. «Мама пришла!» — крикнула она и, заметив меня, осеклась, уставившись большими удивленными глазенками. И мне вдруг припомнился деревенский мальчишка с синими-синими глазами, державший кусок черного хлеба в тот давний солдатский мой год. В глубине квартиры загремел отодвигаемый стул. Я спустился по лестнице, вышел на улицу, сел в кабину вездехода и некоторое время сидел неподвижно, смотрел на еле различимые в снежном вихре ее окна, потом круто развернул машину…
Вернувшись в Светлый, я застал Вадима все еще сидевшим в кабинете над телефоном. Буран понемногу стихал, он хотя и куражился на дорогах, бился в стены строений а гремел в железных переплетах, но по ровности его ударов чувствовалось, что он на исходе. Глаза у Вадима были усталые и красные. Под потолком слоился папиросный дым, будто здесь только что закончилось многолюдное собрание. Я бросил ключ на стол. Вадим посмотрел на него и кивнул:
— Поставь вездеход на место.
Он медленно разогнулся, вставая.
— Давай подкину до балка? — предложил я.
— И то верно, — не сразу согласился Вадим. — Подкинь. Чего-то я не того… Машину не разбил?