Глава шестая
Заполярная сказка
1
В ожидании посадки на самолет я сидел в здании аэропорта «Надежда» за низким столиком, на котором лежали потрепанные журналы и газеты. Все дни до решения улететь из Полярного меня томило, я подолгу лежал в кровати, смотрел в тесовый потолок балка, смотрел просто так, без всяких мыслей, без жалости к себе и к Юлии и без того душевного трепета, который прежде возникал во мне всякий раз, когда я припоминал далекий неповторимый тот год.
Теперь-то я знал, что все, что мы хотели сказать друг другу, мы сказали восемь лет назад. Правда, мне показалось, что то же самое мы повторяли в балке, но, оказывается, годы не возвращаются, оказывается, есть вещи посильнее первой любви: это тысячи дней и ночей, прожитые рядом, любовь к ребенку, множество мелочей, незаметных для чужого взгляда, но очень важных для двоих. Раньше мне думалось, не уйди я в армию, все могло бы быть иначе, но теперь я усомнился и в этом. Нет. Мы не были бы счастливы. Мы разные люди. У нее своя жизнь, у меня своя. Откуда я мог знать, что она не замужем? Она оставила для себя лазейку, потому что с самого начала не верила в меня. «Какие мы с тобой муж и жена?» — не раз припоминались мне слова, сказанные Юлией давно-давно, под белой высокой березой.
А иной раз, как наяву, слышался мне звонкий радостный крик девочки в прихожей «Мама пришла!», вспоминались большие, удивленные ее глаза, и делалось жутковато от необыкновенно странной мысли — а что, наказал бы нас бог, и в ту буранную ночь с девочкой в самом деле что-нибудь бы случилось? И тогда мне думалось, что Юлия во всем права.
Объявили посадку, и я почувствовал, как медленно сжалось сердце. «А теперь куда? В какие Нарын-Худуки?» — тоскливо подумалось мне. Снова к отцу-матери, домой? Там тихо, морозно, пахнет утренними дымками и по белому полотнищу реки убегает к синему лесу тоненькая стежка лисьего следа. Хорошо там, да не для меня. Отвык я от тишины, покоя, да и что буду делать, где и кем работать. В Синегорки махнуть, к дяде Дмитрию Серафимовичу? Легко мне тогда дышалось, легко бегалось. Нет. Не смогу. Отвык. Видно, суждено мне свой век прожить на чужой стороне, видно, умирать лишь приеду в родные места.
Редкие пассажиры, летящие в Москву, давно уже покинули помещение аэровокзала, и в нем стало пустынно. И в этой пустоте особенно громко прозвучал женский голос, предлагавший мне занять место в самолете. Но я не двинулся с места, непроизвольно сминая в кармане авиационный билет.