— Точно, — подтвердил Пузан.
На Колиных скулах заиграли желваки.
— Считай, до самой Тотьмы плыли, — сказал Санька и теперь прямо глянул на начальника: он не врал — плыли действительно чуть ли не до Тотьмы.
Коля посмотрел на реку, на баржу, на парящую в небе чайку, аккуратно затушил папиросу и, еле сдерживаясь, ответил:
— Разгрузите баржу и… ко всем чертям!
Он швырнул окурок в пыль, крепко придавил его каблуком и, не оглядываясь, пошел вдоль берега, к ремстройконторе.
Шабашники дождались, пока Коля скроется из виду, переглянулись и начали спускаться под берег. Хотя они мало верили в Колину угрозу — не очень-то много найдешь желающих возиться с пудовыми каменьями в мокроте да в грязи, разгрузкой они решили заняться тотчас же, не дожидаясь Симахи Скворцова: камень дело денежное, калымное.
Коля Заусаев зашел в свой кабинет и задумался. Вот уже несколько лет укрепляла контора размытые речные берега. Работа продвигалась медленно, то есть до того медленно, что дальше некуда: недоставало бутового камня — главного строительного материала. Тот, что был поблизости, давно выбрали, и приходилось снаряжать за камнем баржу, которая уходила иной раз и за сто, и за двести верст от города вверх по течению реки Сухоны.
Коля был в гневе за то, что Тетерев и Пузан угрохали две недели золотого времени. А время действительно было золотое. Стоял август, а в сентябре, гляди, полетят белые мухи, в середине октября встанет река. Тогда уже капут камешку. Конец работе. А надо, ох как бы надо укрепить берег до пристани!
— Так, — сказал Коля, встал и прошелся по кабинету. — Так, — повторил он и для чего-то открыл дверь.
Кабинет его выходил в бухгалтерию. Там стояло несколько темных, дорогого дерева столов. За самым большим из них сидел Николай Петрович Токмаков, старший бухгалтер, молодой человек лет двадцати девяти, в очках, с пышной шевелюрой: Коля, как бы задумавшись, постоял некоторое время на пороге кабинета, потом вдруг лицо его просветлело, и он, глянув на старшего бухгалтера, весело крикнул:
— Николай Петрович! Зайдите-ка!
Николай Петрович встал не сразу. Он аккуратно сложил бумаги, отодвинул их в сторону, протер очки, не спеша нацепил, оглядел сотрудников и лишь после этого, опершись обеими руками о стол, резко встал и своей легкой походкой, слегка наклонив голову, направился к кабинету начальника.
Бухгалтерша Сонечка, оторвав от расчетных листов круглое личико, проводила Николая Петровича тревожно-сочувственным взглядом. Вчера, как обычно, провожая ее домой, Николай Петрович рассказал, что у него большие неприятности с начальником, но что он все равно настоит на своем, в конце концов, финансовыми операциями распоряжается старший бухгалтер. Сонечка ахала, просила Николая Петровича не лезть на рожон, ведь Заусаев как-никак начальник. Потом они долго целовались в тени старого тополя, под поленницами широких осиновых плах. Сонечка закрывала глаза, а Николай Петрович вслух удивлялся, какие длинные у нее ресницы. Ни для кого из сотрудников бухгалтерии не было секретом, что Сонечка и Николай Петрович скоро поженятся, и, когда старший бухгалтер скрылся в кабинете начальника, кассирша, женщина пожилая и опытная, уловив тревожный Сонечкин взгляд, сказала: