Как говорила жена дяди:
— Дикие дети.
Если в дом приходили их друзья с детьми, то они вместе с ними усаживались за общий стол, это были гости, а нас, так как мы «свои», нам так это объяснялось, за стол не приглашали. Нам предлагалось, если захочется что-то съесть, подойти к столу и попросить. Мы, по мнению дяди и его жены, вели себя недостаточно хорошо для «их высшего общества». Конечно же, мы с сестрой все понимали, и к столу не подходили. Семейных отношений не получалось. Через день или два мама привозила к брату полные сумки продуктов для нас. Но мы с сестрой ходили полуголодные. Дело в том, что его жена придерживалась модного «здорового питания», варила супы на воде и прочую «новомодную еду» без соли, жира и сахара, а он, наш дядя, во всем потакал любимой женщине. Мама называла брата подкаблучником и всячески осуждала их «прилюдные лизания», так она называла поцелуи, которыми дядя с женой иной раз без стеснения обменивались при нас. Еще он был заводчиком каких-то овчарок. У них жила собака, красавица и умница, по кличке Лора, каких поискать. Она ждала щенков, поэтому в первую очередь нужно кормить ее. Ей дядя и скармливал привезенные мамой продукты. Узнав об этом факте с питанием, мама нас забрала, рассорившись с братом на долгие годы.
Собака дяди была единственной собакой, которую я не боялась животным страхом. Всех остальных я боялась ужасно, и вот почему.
ДЕДУШКИН ДРУГ, А МОЙ ВРАГ
В период моего рождения в квартире проживала немецкая овчарка. Овчарка считалась дедушкиной. Со слов мамы, собака очень ее любила. И ревновала ее ко мне, когда я появилась в квартире, так как мама стала гулять не с ней, а с коляской.
И вот однажды, когда мне не исполнилось еще и двух лет, я счастливая шла по коридору, в пакете у меня лежали сладкие кукурузные хлопья. И вдруг рука дрогнула или я споткнулась, и почти весь пакет рассыпался на пол.
— Ай, как жалко, — подумала я и начала эти хлопья собирать.
Но собака, видимо, решила, что то, что упало — то пропало, и уже принадлежит ей. Она тоже стала собирать их языком. И когда я нагнулась, чтобы поднять хлопья около нее, собака рявкнула на меня и всей своей массой прижала к стене. Стоя на задних лапах, передней лапой она опиралась мне в плечо и рычала мне в лицо оскаленной пастью. Прибежали родные, оттащили собаку. Дальше я ничего не помню. На открытой перед моим лицом собачьей морде время для меня словно остановилось. После этого, по словам мамы, у меня началось заикание и энурез, с которыми вроде, как и боролись, отправляя меня одну на два месяца каждое лето в «детские санатории» с двух лет и до самой школы. Сестра с кровотечениями оставалась дома с мамой.