— Сухомлинов, готов? — суховато переспросил майор Рублев.
— Сейчас, товарищ майор, — ответил Глеб, быстро исписывая доску формулами. Получив шпору, он как бы просветлел. Голова заработала — все стало ясно как белый день.
Отвечал Сухомлинов бойко и без запинки. Рублев, не перебивая, молча крутил сухими пальцами, иногда посматривая в окно каким-то вялым взглядом. Он задал несколько весьма простых вопросов и сказал:
— Знания рождаются из сопротивления материала, которое надо преодолеть.
Он поставил вице-сержанту пять и вызвал другого. Глеб облегченно вздохнул — экзамены начались удачно…
В хорошем настроении Глеб вернулся в роту. И тут его вызвали в канцелярию.
Майор Шестопал перелистывал толстую книгу.
— Вот читаем романы. Про любовь и тому подобное… И это во время экзаменов. — И, подняв суровые глаза на Глеба, прямодушно сказал: — Пойдем-ка посмотрим, что у тебя в отделении творится.
Он встал и вышел из канцелярии. Глеб, еще чего-то не понимая, поплелся за ним. Шестопал шел вдоль заправленных по ниточке постелей.
— Нет, Сухомлинов, у тебя глаза. А ну-ка, что делается в тумбочках?
Пройдя немного вперед, он распахнул дверцу тумбочки и достал оттуда засохший кусок хлеба.
— Сухари заготавливаем, вице-сержант, сухари…
Он открыл еще одну тумбочку. Достал общую тетрадь Парамона-младшего.
— Слушай, вице-сержант, и внимательно: «Она пропала. Она пропала, потому что ее не любили. Не любили подлые люди, так как она была калека. Они ее убили. Но я их найду… И разоблачу их подлую сущность…»
Глеб сразу сообразил, о чем шла речь. О хромой, приблудной собаке, которая какое-то время жила возле столовой. Суворовцы ее подкармливали, как могли, и жалели. Но однажды собаки не стало — всем было понятно, что ее убрали по приказу коменданта училища…
— Теперь я убедился, что Шерлок Холмс — реальная личность, а не выдумка писателя, — мрачно сказал ротный.
На вечерней поверке Глеб Сухомлинов узнал, что он больше не командир отделения.
До обеда жара, в обед дождь, после обеда умеренная, полусолнечная погода. Суворовцы к кирзачам привыкли, научились мотать портянки. Но тяжеловато целый день бегать, чувствуя на ногах оковы.
В лагере уже пять дней. Испытания начинаются с самого утра. Отключают на целый день воду — вот и бегай умываться в грязные ручьи, благо кругом их полно.
Димку Разина это особенно беспокоило и угнетало.
— Смотри, Глеб, руки цыпками покрываются. Хоть вазилином смазывай.
Глеб молча соглашался, вскидывая на Димку добрые, по-собачьи понимающие глаза.
Майор Шестопал (везет же!) получил выговор на тренировке и снова все свободное время занимал ребят исполнением команд «Подъем-отбой!». Все вспухли от его усердия. Видимо, он так и не дошурупит.