Движение стало моим существованием. Так маленький жучок короед прогрызает себе путь в твердой древесине. С ним ничего не случится, если он остановится на минутку, но это значит, что путь к такой притягательной сердцевине станет немного длиннее. Поэтому я, уподобившись земляному червю, появившемуся миллионы лет назад, двигался вперед, надеясь когда-нибудь превратится в человека. И это зависело от приближающийся точки, которая должна была стать маленьким толчком к моей эволюции. Поэтому она стала для меня всем. Богом. Религией. Целью моего существования. Я был её единственным верным адептом, первосвященником, который каждую секунду превозносил ей молитву. Наверное, нигде на свете не было столь ярового фанатика, чем я. Каждый человек когда-нибудь отойдёт от алтаря, но я целую вечность был на службе. Целую вечность превозносил молитвы своему светлому богу. Целую вечность двигался вперёд, бесконечно совершая свое паломничество.
Видимо я спятил. Окончательно и бесповоротно потерял голову. Но это стало тем якорем, который не давал свалится мне в пучину отчаяния. Момент, когда маленькая точка превратилась в большой воздушный шарик я пропустил. Для меня оставался только свет, к которому я медленно продвигался. Меня смутило только то, что его стало больше. То было единственно мгновение, когда я на миг прекратил движение, чтобы с рьяностью фанатика вновь приняться за дело.
В момент, когда я добрался до большой круглой дыры в реальности я опешил. Впервые за все это время я не знал, что делать. Сомневался я маленько мгновение. Этот мир приучил меня принимать единственно верные решения и с упорностью барана осуществлять их. И с каким-то предвкушением я нырнул в свет. Он поглотил меня буквально на одно мгновение, чтобы затем выплюнуть меня, словно изжеванную жвачку. Сложилось именно такое впечатление. Будто бы я был не достоин чего-то большего и светлого. Затем я упал куда-то вниз. Чертово падение.
И вновь. Темнота. То чувство отчаяния, которое охватило меня ничем не передать. Снова темнота. Проклятая бесконечная ночь. Все разрушила ворвавшаяся в мой мир боль. Первое чувство, заставившее меня удивиться. Боль! Какое приятно чувство. Что-то жгло грудь! Эта мысль заставила замереть. У меня есть грудь! У меня появилось тело!
- Твою же-ш мать! - я раскрыл глаза и попытался сорвать с груди источник тепла. Мешал плотный кожаный нагрудник, да и не привычно, когда у тебя вновь появляются руки, но я справился. Серебряное изображение человека с огромной головой куницы, сжимающего в руках посох, в навершие которого сверкал огромный глаз с вертикальным зрачком, вырезанным из какого-то зеленого камня, оказалось у меня в руках.