2 августа. Ночь провел отвратительно. Жар, крайне подавленное состояние. Полное отсутствие аппетита. Очевидно, и до меня добралась так называемая «москитная лихорадка», или «галлиполийка». В городе ею чуть не все поголовно болеют. В лагере, наоборот, заболеваний совершенно нет[122]. Добрался до околотка и смерил температуру. Оказалось 38,7. Завтра должен (на этот раз по французским сведениям) прийти пароход за первым эшелоном кавалерии. Столько раз уже повторялось это «завтра», что все потеряли в него веру.
3 августа. Мне немного лучше. Вставать все-таки трудно. Днем, действительно, пришел за первым эшелоном транспорт «410» («Вера»). У меня как гора с плеч свалилась. Раз сдвиг действительно начался, все пойдет хорошо. У пехоты, артиллерии и других частей, благодаря отъезду конницы, будет заряд терпения на долгое время. Потом только можно будет выяснить, много ли мы сделали нашей «У.Г.», хотя бы только в смысле поддерживания настроений в корпусе. Я уверен, во всяком случае, что кое-что сделали и еще сделаем. Порой у меня, лично, бывало очень тяжело на душе. Чувствовалось, что надежды на перевозку на Балканы нет почти никакой, а здесь армия второй зимы не переживет[123].
Даже очень близким людям я не мог этого говорить. Приходилось отнекиваться и отшучиваться. Теперь, очевидно, самое трудное и тяжелое позади. Балканы для меня лично пока полная загадка. Процент коммунистов в Скупщине говорит о достаточно неспокойных настроениях. Во всяком случае, питание сейчас – вопрос жизни или смерти для армии, а на Балканах оно несравненно лучше. Порой жалко бывает смотреть, как истосковались люди по сколько-нибудь человеческой жизни. Крохотное количество (50 граммов) неважного апельсинового варенья на патоке, которое нам давали последнее время (уменьшив количество консервов с 200 на 150 г), и то разнообразило «стол». Теперь варенья больше не дают, и без него как-то скучно.
4 августа. Несмотря на страшную слабость, головокружение и боли в суставах, добрался до пристани посмотреть на отъезд кавалерии, который был назначен на 5 часов вечера. С раннего утра грузили интендантство Кавдивизии, кухни, палатки (бараки передали остающимся частям). Было несколько недоразумений с французами, которые почему-то требовали, чтобы на этом транспорте грузили только ручные вещи, а все остальное пока оставили. Комкор, как говорят (я этого не смог проверить), приказал тогда остановить погрузку, и французы сократились. Я пришел на берег в тот момент, когда уезжавшие эскадроны (всего ровно 1000 человек) были построены на площади и происходил обмен речами. Масса народа. Кавалерийское училище в качестве провожающих официально; все старшие офицеры с женами, m-me Врангель и много местного населения. Комкор сам скомандовал надеть снаряжение (сколько с этой походной укладкой было хлопот; я и теперь не уверен, что не попаду из-за нее на губу, так как все еще ее себе не соорудил)