– В передки!.. Ма-арш!
– Вы их разбили… Неужели опять уйдете?
– К сожалению, да… Выступаем сегодня же ночью.
Опустила руки. Слезинка одна за другой стекают на старую батистовую кофту.
– Господи… Сколько вас ждала. Больше не могу с этими дикарями…
– Слушайте, если нельзя оставаться, едемте с нами. Командир разрешил. Есть у вас кто-нибудь в Крыму?
– Нет… Не в этом дело… Поехала бы хоть в Австралию… Связана. – Опять слезинки на кофточке. – Счастливые вы…
– Знаете, на счет счастья не особенно… Постоянные кандидаты в покойники. Год-два ничего, а потом устаешь.
– Но у вас оружие, вы боретесь. Все-таки лучше, чем вот сидеть и мучиться. И потом, когда победите…
– Если победим, оставшиеся в живых любезно поблагодарят и скажут – теперь, братцы, катитесь.
– Почему у вас такие мрачные мысли?
– Факт… Разве не слышали о законе мирового свинства?
Слезинки еще не высохли, но карие хохляцкие глаза смеются.
– Кажется, у нас не проходили…
– Жаль… Основной принцип истории. Учительнице следовало бы знать.
* * *
Получил приказание отправиться в штаб армии на станцию Рыково. Должен получить сто восемьдесят аршин английской материи на брюки и гимнастерки для офицеров и купить хром на сапоги по казенной цене…
Не хочется ехать в эту командировку, но отказаться нельзя. Опять в бумажнике удостоверение за четырьмя подписями. Командир артиллерийской бригады, адъютант, начальник дивизии, начальник штаба. Трое, чернильным карандашом, генерал Турков – простым. Его буквы, колючие, четкие, плавно переходят одна в другую. Бледный оттиск печати с коронованным орлом. На расходы получил миллион рублей. Толстая пачка глянцевитых десятитысячных кредиток, только что привезенных из полевого казначейства. Коли поторговаться, можно купить около сотни гусей.
– Где это такая здоровая стрельба?
– Не знаю, Аксенов, как будто на Днепре…
– Надолго едете, господин капитан?
– Нет, дней пять-шесть, не больше.
– Винтовки не берете?
– Ну, слушайте, было бы смешно в штаб армии… людей только пугать…
Едем на станцию Рыково. Со мной два солдата из обоза, бывшие красноармейцы. Везут для сдачи в интендантство коровьи кожи. Замерзшие свитки с бурыми кровяными пятнами на взъерошенной шерсти. Попросился на подводу еще писарь – вольноопределяющийся. Я разрешил. Лошади хорошие, дорога, как бетон. После дождя и слякоти сразу двенадцать градусов ниже нуля. То рысим, то идем пешком. Иначе ноги коченеют. Мы одни. Ни повозок, ни людей. Над замерзшими полями густой неподвижный туман. Солнце, точно тарелка из красной меди. Сильнее и сильнее шумит мотор. Невидимый автомобиль идет навстречу. Подводчик останавливает телегу, берет лошадей под уздцы. Большая темно-красная машина. Георгиевский вымпел. Командую «смирно». Все места заняты. На заднем сидении генерал Кутепов. Фуражка надвинута низко на лоб. Лицо хмурое. Прикладывает руку к козырьку и внимательно на нас смотрит. Мужик снимает шапку. Обдали бензиновой гарью. Ушли в туман.