— Друзья мои. Извините за то, что явился к вам вот в этих забрызганных грязью сапогах. Не по моей вине это произошло. Имею короткое, но немаловажное сообщение. Оно сыграет существенную роль в оценке действий лейтенанта Баталова. Два часа назад закончила работу комиссия, расследовавшая ваше летное происшествие. Установлено возникновение очага пожара. Если бы, получив приказание, лейтенант Баталов не катапультировался сразу, он бы погиб. По определению комиссии, самолет загорелся через минуту с лишним после того, как Баталов покинул пилотскую кабину. Прошу вас, товарищи, поздравить лейтенанта Баталова с правильно принятым решением и благополучным приземлением. Видите, какой он сидит молодой и красивый. — И уже совсем облегченным и звонким голосом выкрикнул, перекрывая шум: — Вношу предложение прекратить дальнейшее обсуждение этого эпизода в связи с полной ясностью причин аварии. Расходитесь, товарищи.
— Зачем ты это сделал? — сурово спросил генерал Пушкарев, окидывая безжалостным взглядом поникшую фигуру майора Болотова. — Молодой политработник, собранный, дисциплинированный офицер — и вдруг…
Они сидели вдвоем в так называемом генеральском номере гостиницы, где ночевали обычно командующий и начальник политотдела, когда навещали гарнизон. Номер был двухкомнатный, с двумя балкончиками, выходящими в сторону парка, с холодильником и телевизором, газом и ванной. Болотов стоял с непокрытой головой, а Пушкарев сидел за кухонным столом перед дымящимся чайником и раскрытой банкой растворимого кофе. Бутылка холодного боржоми была раскупорена и исходила пузырьками. Пушкарев крепкими рыжими пальцами сжимал ложечку, которой размешивал в кипятке коричневый душистый порошок, и не сводил с майора суровых немигающих глаз. Взгляд Болотова уходил от них, и замполит не успел заметить презрительной насмешливости.
— Слушай, Болотов, — сказал неожиданно генерал, — у тебя поллитровка найдется?
— Что-что? — остолбенел майор.
— Бутылка, — резко повторил Пушкарев. — Или водка, или коньяк. Подойдет любое.
Болотов расправил на своем лбу липкие вихры.
— Товарищ генерал, позвольте. Но ведь в нашем гарнизоне давно уже установлен сухой закон, и мы все-все изъяли из торговой сети. Только три раза в году: на Май, Октябрьские плюс Новый год…
Пушкарев повел рыжими лохматыми бровями:
— Да ты мне не перечисляй. Кто отдал такое распоряжение?
— Вы, товарищ начальник политотдела, — выпалил майор.
— Гм… — растерянно протянул генерал. — Неужели?
— Могу показать копию директивы, — вкрадчиво улыбнулся Болотов, однако Пушкарев лишь поморщился.