— Аркадий, да подождите же!
Баталов обернулся, придерживая шаг, и почти столкнулся с Еленой. Уже порядком стемнело. Деревья, кусты и скамейки потонули в промозглом мраке. Но ее лицо он разглядел отчетливо, даже какую-то необычную встревоженность заметил в широко раскрытых глазах. Елена молчала, тяжело переводя дыхание. Ветер трепал на ее голове косынку из водоотталкивающей ткани. Легкий намокший плащ плотно обтягивал ее фигуру.
— Аркадий, вы меня не проводите? — спросила она неуверенно.
— До подъезда? — грустно усмехнулся он, вспомнив, как Елена остановила его когда-то метрах в тридцати от своего дома.
— Не будьте злюкой, — укорила она. — Вовсе не до подъезда. Вы обязательно должны ко мне сейчас зайти. Вы даже не знаете, как это нужно.
— Что за срочность такая? — попытался Баталов обратить все в шутку, но непонятное волнение Елены передалось и ему. — Простите, — поправился он. — О чем может быть речь? Обязательно вас провожу.
Она промолчала и с неожиданной решимостью взяла его руку своей маленькой, чуть влажной от дождя рукой. Так они и пошли. Молча, не говоря ни слова друг другу. Ноги скользили по мокрому, присыпанному опавшими пожелтевшими листьями асфальту дорожки. Когда вышли из-под укрытия осенних деревьев и до ее подъезда остались последние двадцать — тридцать шагов, Елена беспокойно огляделась по сторонам, и он понял, что сейчас ей очень не хочется, чтобы их кто-нибудь увидел вместе.
— Идемте скорее, — сказал он тихо, — видите, дождь как усиливается.
Она благодарно кивнула головой, и оба почти бегом преодолели последнее расстояние. В подъезде было темно, лампочка не горела. Елена почти бесшумно открыла дверь в квартиру, шепотом сказала:
— Входите первым.
В прихожей было тоже темно, и он не сразу различил высокий проем двери, ведущей в комнаты. Только теперь вспомнил, что Крымского дома быть не может, и тихо спросил:
— А мы вашу дочку не разбудим?
— Что вы, — таким же шепотом ответила Елена, — ракетами пали — не разбудишь.
Оттого что было темно и они говорили шепотом, сами не замечая, они быстро утратили ту скованность, которая ими владела, пока шли они к дому через парк. Женщина сняла косынку, потом прикоснулась к мокрому плащу.
— Разрешите, я помогу, — предложил вдруг Аркадий и нетвердыми, плохо повинующимися пальцами одну за другой стал расстегивать пуговицы на ее плаще. Он помог ей высвободиться из рукавов, стал вешать плащ, но не дотянулся до крючка. Мокрый плащ с шуршанием упал на пол. Елена приглушенно засмеялась и, поправляя прическу, закинула руки за голову. И, когда он ее обнял, она даже не сделала попытки отстраниться. У нее были горячие щеки и очень холодные губы. Она их долго не отрывала, а потом доверчиво ткнулась лицом в мокрое сукно его расстегнутой шинели.