их подслушать в эту минуту, Антон молча взял ее на руки, донес до первого стога и опустил на душистое сено. Анна придвинулась, протянула в порыве тонкие руки. Он схватил ее, крепко к себе прижал, яростно целуя в похолодевшие губы.
— Постой… — неожиданно зашептала она, — не надо, — и с силой отвела его руки.
— Анка… зачем? — обескураженно зашептал Антон. — Неужели не веришь?
— Тебе-то, — счастливо рассмеялась она. — Да как ты мог подумать? Ты теперь мой, Антошенька. Весь до капелечки мой, и никуда я тебя не отпущу, потому что я чаровница.
— Ты всего-навсего самоуверенная девчонка, — засмеялся Баталов.
— Что ты сказал? — грозно сводя над зелеными глазами свои точеные брови, переспросила Анна. — А ты, а ты знаешь кто? — И она огорошила его звонкой дразнилкой: — А ты Антошка — нос картошкой. — И, дурачась, запела:
Мы сидели вечером, делать было нечего:
Жарили картошку, побили Антошку,
А Антошка побежал, полицейского позвал…
Баталов снова притянул ее к себе, и она доверчиво ткнулась в грудь, замерла, втягивая запах солнца, ветра и пота, исходивший от его гимнастерки.
— Ты все равно мой. Понимаешь? Только пока мы не можем быть мужем и женой.
— А, знаю, — сердито отмахнулся Баталов, — начнешь сейчас читать проповедь о том, что настоящая любовь возможна только после войны… Не очень ново и не оригинально.
Анна изловчилась и сильным толчком повалила его на хрустящее сено; заглядывая лежащему в глаза, беззлобно проговорила:
— Дурак ты, Антошка — нос картошкой. Дураком был, дураком и останешься, если я тебя не перевоспитаю. Любовь всегда возможна. И в огне, и в воде, и на земле, и в небе. Надо только, чтобы она была настоящая.
— Зачем же ты тогда меня отталкиваешь?
Зеленые глаза девушки стали неприступными. Баталову всегда нравилась эта особенность Анны становиться внезапно колючей, обезоруживающе твердой. «Такая любого отбреет, на нее можно положиться», — с гордостью думал он про нее. Анна ласково улыбнулась в темноте.
— У меня есть условие, Антошка, — сказала она серьезно. — Выполнишь — сразу стану твоей. Поклянись, что выполнишь!
— Если это только в моих силах, Анна.
— В твоих, — склоняясь к нему, улыбнулась она.
— Ну говори.
— Скажу. Только лежи спокойно. Вот ты меня любишь, Антон, если не лукавишь, конечно, как тот Антошка, который позвал полицейского.
— Люблю! — придвинулся к ней Баталов. — Хочешь, так об этом сейчас крикну, что эхо во всех сторонах заговорит и в землянке у командира полка откликнется?
Сухой загорелой ладонью она зажала ему рот:
— Не надо. Я верю. Так вот в чем дело. Ты почти каждый день улетаешь в бой, и я места себе не нахожу на стоянке, ожидая твою машину, А я этого не хочу…