Он просидел у ее изголовья молчаливо, с тоской глядя на неприбранную комнату, маленькую кровать, — в ней давно уже ровно дышал сын, — на единственный стол — письменный и обеденный, на котором в беспорядке стояли среди разбросанных тетрадей, линеек, карандашей и чертежных принадлежностей тарелки с остатками еды. За окном бушевал ветер, швыряя в стекла жесткой крупой, небо было беспросветно темным — ни одной звездочки на нем не появилось. Начинался уж третий час ночи, когда, усталый и обессиленный, лег на кровать Антон Федосеевич. Лег не раздеваясь, только сапоги снял да воротник форменной рубахи расстегнул. На несколько минут он забылся в тяжелом мутном сне, и привиделось ему, будто гонится за ним по улице большая черная машина и он никак не может от этой погони уйти. Антон влево — машина за ним. Антон вправо — и она туда же. Он проснулся от какого-то неясного ощущения тревоги и голоса, звавшего его. Громко стучали на столе самолетные часы со светящимся циферблатом, а ветер все стонал на дворе. «Пригрезилось», — подумал Баталов и хотел было повернуться на другой бок, но в эту минуту слабый отчетливый голос послышался снова:
— Антон, подойди.
Это звала Анна. Он вскочил, сбрасывая остатки сна, сел на стул рядом. Зеленые глаза жены были широко раскрыты и смотрели па него в упор. Какая-то робкая и немножко торжественная улыбка озаряла ее лицо.
— Антон, возьми мою руку, — попросила она.
Баталов взял узкую, высохшую ладонь в обе свои, удивляясь тому, что она совсем не горячая.
— Ой как хорошо, — вздохнула Анна и после небольшой паузы промолвила: — Антон, скажи мне сейчас. Для меня это очень и очень важно. Ты действительно никогда мне не лгал и не притворялся, говоря о любви?
— Никогда, Анна.
— Какая я счастливая, счастливая, — перешла она на малоразборчивый шепот. — За что жизнь меня таким счастьем наградила? Подержи мою руку, Антон. Ты держи, а я буду засыпать. Ладно?
— Ладно, любимая, — тихо согласился Антон и, наклонившись, поцеловал ее руку.
И вдруг Анна как-то порывисто дернулась, сделала попытку приподняться, но тотчас упала на подушку, громко и спокойно вздохнув.
— Анна! — с яростью в голосе закричал Баталов. — Анна, ты не смеешь! — И выпустил холодеющую руку.
…Через месяц после похорон Баталов сдал выпускные экзамены, получил очередное воинское звание и уже в погонах полковника попал на прием к своему бывшему командующему, занимавшему теперь большой пост в Главном штабе Военно-Воздушных Сил. В большом кабинете, куда пригласил Антона Федосеевича адъютант, было тихо и прохладно. Бывший его командующий носил теперь уже другие погоны, с крупной золотисто-шелковой звездой маршала авиации, Он немного постарел. Ежик волос над смуглым лбом лишь чуть засеребрился. Но в глазах сверкала прежняя энергия. Он встал из-за массивного стола, широким жестом пригласил Баталова садиться, чуть наклонив голову набок, без улыбки посмотрел на него: