Они молчали. За ярко освещенными окнами особняка раздавались веселые голоса и смех оставшихся гостей, в темном небе ярче обозначилась зябкая луна.
— Прости меня, сынок, — внезапно произнес Антон Федосеевич каким-то усталым, старческим голосом. — Я так перед тобою виноват.
— В чем же, отец? — с усилием усмехнулся Аркадий.
— В том, что одного-одинешенького пустил тебя в плавание по жизни, не сумел быть рядом, держать под своим крылом.
— А разве инкубаторные цыплята крепче настоящих? — насмешливо спросил сын.
Антон Федосеевич сердито шагнул в сторону, будто устыдившись неожиданного порыва нежности.
— Я тебе все-таки родной отец, а не инкубатор. Ладно. Пошли. Хозяину нельзя надолго оставлять гостей без внимания.
…Прохладный ветерок плеснулся из открытого окна в лицо Аркадия, и тот передернул плечами.
— Озяб, что ли? — снисходительно спросил Андрей Беломестнов, возвращая его к действительности. — Как хочешь, друг мой Аркадий, а я намерен отдохнуть. — И, зевнув, сразу же стал разбирать постель.
— Будешь спать?
— Нет. Просто с мыслями хочу собраться, а это в горизонтальном положении удобнее.
— Подожди меня, Андрей, я от отца вернусь скоро.
— Идет, — согласился Беломестнов, но вдруг озадаченно воскликнул: — Однако посмотри-ка. Какая оригинальная фотография! Кто это?
В дальнем, плохо освещенном углу мансарды Аркадий увидел большой фотоснимок под стеклом в бамбуковой рамке. Остроносый истребитель с нарисованным на фюзеляже червонным тузом и возле него худощавый поджарый летчик в кожаном шлемофоне и накинутом на твердые плечи реглане. Голова запрокинута, дерзкие миндалевидные глаза нацелены в небо.
— Ас какой-нибудь из батиных приятелей, — зевнул Аркадий.
— Да нет, ты не разглядел. Подойди ближе.
Баталов шагнул к рамке и увидел отчетливо получившиеся на фотографии' два Железных креста на груди пилота.
— Фю-и-ить! — воскликнул Беломестнов. — Может быть, это и ас, да только не советский. Это же фашистский летчик.
— Барон фон Корнов. Отто Корнов, — прочел Аркадий мелкую надпись под фотоснимком, которую его друг не заметил.
— Странно, — проворчал Беломестнов. — Почему же твой отец не вышвырнул к чертям этого гитлеровца?
Аркадий посмотрел на запылавшее гневом лицо друга и засмеялся.
— Нельзя ему выбрасывать фотографию. Это особая история. Вернусь от отца — расскажу.
— Ты звал меня, папа? — спросил Аркадий, входя в небольшую комнату на втором этаже, служившую отцу и кабинетом и спальней.
Генерал сидел за большим письменным столом и делал какие-то пометки на листке перекидного календаря. Был он в модной нейлоновой рубашке с короткими рукавами, серых пижамных брюках и тапочках на босу ногу. Сильные крупные лопатки шевелились оттого, что он писал.