Я перевел на Машу виноватый взгляд. Легко представить, каково ей — сперва выходки Юли, потом — Элеонора, теперь я изо всех сил стараюсь от нее избавиться… Она проглотила всё и проглотила бы больше — об этом сказало выражение лица, решительная поза.
— Думаешь, она захочет вернуться? — спросил я.
Маша пожала плечами. Посмотрела на Брика, без той неприязни, что раньше. Посмотрела, как на отца своей дочери, с которым не хотела иметь ничего общего, но признавала его статус.
— Ты ведь ее защитишь? — спросила она, и Брик коротко кивнул.
Я пошел к «Форду» за вещами. Открыл багажник, и в этот момент телефон в кармане завибрировал. Дыхание на миг перехватило. Уверенный, что это Жанна, я достал телефон, успев за секунду перебрать вариантов пять грядущего разговора. Что она хочет сказать? Продолжить ссору? Это еще хорошо. Извиниться? Плохо, но терпимо. Ей-то ведь не за что извиняться. Просто предложить мир, с великодушием вечной победительницы? Лучший вариант. Сказать «Прощай»? Страшно. Только самый страшный вариант не имел отношения к нашему скандалу: что-то случилось.
Экран телефона меня разочаровал: с него грозно смотрела Элеонора. Когда я ее фотографировал, она упорно отказывалась улыбаться и изображала самое яростное существо в мире. Обычно эта рожица заставляла меня улыбаться, но сейчас казалось, что гнев ее настоящий и предназначен исключительно мне.
— Догнала? — первым делом спросила Эля, как это нередко с ней бывало, игнорируя фазу приветствия.
— Да, — коротко ответил я.
— И? Ты ее завернул?
— Нет. Едет с нами. Брик не может ее…
— Да ее, блин, кто угодно может, как показала практика, и Брик в том числе. Дима, ты совсем охерел?! У меня дома одна твоя курица отдыхает, у себя ты, надо полагать, другую оставил в салфетку рыдать, а сам схватил Машеньку и полетел подвиги совершать? Ты нормальный вообще? Со стороны себя видишь?
— Я ее не хватал. — Вытащив сумку, я захлопнул крышку багажника. — Она сама нас догнала, при чем тут вообще я?
— При том, что когда тебе надо, ты кого угодно заставишь любую хрень сделать. А алкашку-вседавалку пинком домой отправить почему-то не можешь. В детстве не натрахались?
Обычно шквал упреков Элеоноры звучал легко и безобидно. Она и сама нередко смеялась, высказывая такое, что в других устах звучало бы смертельным оскорблением. Но сейчас я слышал, что Эля в крайней стадии кипения. Вот-вот взорвется. И так некстати у меня внутри поднялась волна протеста:
— Мы дочь ее искать едем. Которая со дня на день может с собой покончить.
— Слышала, знаю. И что? Она — безмозглая хикки. Сейчас соскучится по родной постельке и домашней жратве — прилетит обратно, ни хрена с ней не сделается, нечего на ровном месте…