Брик отвлекся от самобичеваний, вскинул голову:
— Кого сокровища?
— Забудь, — поморщился я. — Тебя тогда и в проекте не было.
Еле слышный смех Маши меня приободрил. Руки на руле расслабились.
— Серьезно. Что с тобой случилось? Ты как будто перепугался до смерти.
— Все не так, — вздохнул Брик. — Все куда сложнее. Я мимолетно почувствовал присутствие на крыше человека. Попытался «рассмотреть» его внутренним зрением, но он исчез. Этого не объяснить… Ну, представь, что ты смотришь на человека, и вдруг вместо него остается черный силуэт, провал в ничто. Это ненормально, так не должно быть. Я столкнулся с чем-то, чего не понимаю. Мозг интерпретировал это по-своему, дал команду надпочечникам выбросить кортизол…
— То есть, ты перепугался до смерти? — перевел я на русский его лихорадочные оправдания.
Брик опустил голову, тут же вскинулся, ударил кулаком по подголовнику сиденья.
— Да! Доволен? Да, я испугался! Это — нормальная реакция на встречу с чем-то неведомым.
— Я не осуждаю, просто хотел разобраться в ситуации. — Я приоткрыл окно, зажег сигарету. — Значит, если это Харон, то ты перед ним будешь трястись от ужаса?
— «Если»? — переспросил Брик. — Тут что, могут быть сомнения? Полагаю, он хотел забрать ящик. В нем, видимо, было что-то для Юли, а она, взяв это, оставила нам записку. Не подумала, что Харон может вернуться. Десять минут позже — и всё.
Представить, что Юля «не подумала» о такой простой возможности, я не мог. Скорее расчетливо пошла на риск. Игра с судьбой, попытка испытать ее на благосклонность. Заданный в лоб вопрос: «На чьей ты стороне?» Судьба, шестнадцать лет отворачивавшаяся от Юли, решила показать лицо. Только Юля об этом еще не знает…
— Куда мы едем? — спросила Маша.
— К человеку, который сможет помочь с номером машины.
Маша закашлялась. Я выбросил скуренную наполовину сигарету в окно.
«Спасибо», — прозвучал ее голос. И, прежде чем до меня дошло, что голос звучит у меня в голове, я мысленно отозвался: «Да не за что».
Родной автосервис встретил нас печальной тишиной. Перед входом в бокс на лавочке сидел в одиночестве старый Николаич и курил папиросу. Я высунулся в окно, поздоровался и спросил:
— Вася работает?
— Он там один и есть, — махнул рукой Николаич. Узнал меня или нет — сказать невозможно.
Николаича взяли как раз в то время, когда я разыскал Жанну и стал проводить вечера и ночи с ней, а не в котельной автосервиса. Старик топил, сторожил, чинил дверь сортира и вообще без дела сидел редко — разве что когда напивался. Но и тогда он продолжал топить и сторожить, а это и был тот минимум, которого от него требовала жизнь.