Промаха не случилось. Командир моджахедов не успел включить рацию — мощная пуля вдребезги разбила рацию, раздробила сжимавшую ее кисть левой руки и напоследок расколола небольшой камень, звонко срикошетив в небо. Осколки булыжника брызнули в лицо боевику, иссекли ему лоб и заросшие щеки, один даже пробил насквозь стенку ноздри, застряв в хряще носовой перегородки — однако при этом странным образом пощадили глаза. Бородач взвыл от боли, молнией пронзившей его тело от простреленной кисти.
Увидевший это Валиуллин попытался воспользоваться ситуацией.
— Последний раз предлагаю вам сдаться! — крикнул он. — Иначе открываем огонь на поражение.
Едва не плачущий от пронизывающей все тело боли главарь моджахедов изо всех сил сжимал правой руки запястье левой, словно это могло остановить струящуюся из раны кровь. Он даже приподнялся на локтях, не заботясь о том, что стал еще более заметен для укрывшегося в кустах противника.
— Поползли, пока он о нас не вспомнил… — тихо проговорил более подготовленный к неожиданностям Муртаз растерявшемуся Калюжному.
— Давай попробуем, — согласился тот.
Связанные спина к спине, с началом стрельбы они повалились на бок. Ползти на боку, без помощи рук, когда не можешь координировать свои движения с движениями товарища по несчастью… Ноги в ботинках безрезультатно царапали почву, рукава на их одежде тотчас порвались о мелкую, как наждак, каменную крошку, сквозь которую росла жесткая трава…
— Нет, ничего не получается… — с досадой проговорил Муртаз. — Давай перекатываться.
— Как? — не понял Калюжный.
— Друг через друга…
— Давай попробуем.
Они чуть развернулись. Потом Константин, оттолкнувшись от земли, попытался перевалиться через разведчика. Однако не рассчитал и оказался лежащим на нем. Он смотрел в высокое синее небо и дергался, стараясь перевалиться на другой бок, чувствуя, как под ним трепыхается разведчик. Наконец их усилия увенчались успехом — они опять оказались лежащими на боку, но теперь на полметра дальше от командира боевиков.
— Ну ты бугай, — отплевываясь от набившейся в рот пыли, проговорил разведчик.
Тут-то раненый и вспомнил о них. А может сквозь боль услышал шум и разговоры у себя за спиной.
Он оглянулся.
— Все из-за вас! — прорычал боевик.
Нашарив, он поднял пистолет, который положил на землю перед тем, как начал доставать рацию. Больше он не жалел пленных, он жаждал их убить. В этой своей ослепляющей ярости он даже не подумал, что пробивший ему руку выстрел не мог случайным.
Вскинуть оружие боевик тоже не успел. Со стороны леса вновь громко щелкнул выстрел — снайперская винтовка, в отличие от большинства остальных “стволов” спецназовцев, была без глушителя. Теперь пуля под углом попала в правое плечо, раздробив ключицу и лопатку. Над поляной вновь раздался вопль — теперь уже не столько боли, сколько отчаяния. Бородач лежал на спине на камнях, из его ран текла кровь, тело налилось болью, руки отказывались ему повиноваться.