Не доходя до своего села километров двенадцать, зашел в село Воскресенка, где меня никто не знал, несмотря на то, что было близко от моего села, там переночевал, решил идти в общину поступить на работу. В общине им нужен был конюх, глава общины расспросил меня, откуда я, я ответил: «С Киевщины».
Я ему понравился, тем более что я сказал, что умею ухаживать за лошадьми и все делать. Он пошел со мной в сельуправление и там просил старосту принять меня на работу, там меня и приняли на жительство. Я стал работать в этой общине.
При советской власти этот колхоз называния имени Горького, а при немцах община №3. В этой общине я проработал три месяца конюхом, потом увидел, что работать конюхом опасно, рядом было село, где меня знали, мне нужно было ездить, это был наш район Новотроицкий, начальник полиции и староста района были из нашего села, мои товарищи, с которыми я вместе ходил в школу, показаться им — значило погибнуть.
Я стал проситься, чтобы меня назначили сторожем сада и огорода. Меня перевели, где я и работал два года.
За это время я видел, что ловили евреев, очень издевались над ними. В нашем селе Воскресенка ловили таких же проходящих евреев, как и я. Заметят по разговору и обличью и предают жители села, а сами ничего не делают. Евреев немцы забирали и после осмотра уничтожали. При мне было два случая, когда очень издевались над евреями, заставляли есть землю и пр., издевательства были ужасные. В общине висел плакат с нарисованным евреем, с рогами наподобие черта, а впереди его решетка и весь плакат исписан надписями, содержание которых сводилось к тому, что над народом издеваются евреи, они виноваты во всем.
Был в общине один человек по фамилии Путиленко, когда вешали эту картину, он стоял рядом со мной. Прочитав эти надписи, он поверил, весь затрясся и как закричит: «Вот жидовская морда, я бы его...!» А я стоял рядом с ним и думал: рядом с тобой стоит тоже еврей. ...
Когда я был сторожем на баштанах, видел, что женщины ужасно боялись коменданта. Дело в том, что баштаны выделили общинникам по кусочку, но обрабатывать их не представлялось возможным, все работали от зари до зари на немцев. Женщины вырывались среди дня, или во время обеденного перерыва, и прибегали на баштан, чтобы хоть что-нибудь сделать. Комендант приехал ко мне с переводчиком и дал распоряжение не пускать никого на баштан, кроме воскресенья.
При мне был случай такой. Когда он приезжал и захватывал женщин на баштане, то избивал. Женщины, как завидят бидарку с переводчиком и комендантом, то зарывали голову в землю, чтобы если будет бить, то не по голове. Одна девушка ослепла от удара по лицу.