Выводили партиями то женщин, то мужчин, немцы садились в автобус — один впереди, другой сзади. Задушить их никто не подумал, как-то не пришла такая мысль в голову, но если бы решились, то могли бы это сделать.
Ехали мы по Феодосийскому шоссе в направлении через Сергеевку. На Феодосийском шоссе стояли женщины и махали нам руками, прощаясь с нами. Они кричали «прощайте». Это было на повороте трамвая на Красную Горку.
Нас довезли до противотанкового рва против совхозного птицетреста, примерно на 13 километре. Недавно я там был с работниками НКВД, в яме там видел куски морского бушлата.
Когда нас подвезли к противотанковому рву, машина остановилась. В левой стороне рва стояли женщины, там я увидел сестру. Нас подвезли, сбросили и велели раздеваться, снимать верхнее. Я снял галоши, а сапоги не снял, снял пальто. Против нас, может быть метрах в десяти, стояли военнопленные, человек сорок, их привезли, как я думаю, чтобы зарывать трупы.
... Над рвом стояли женщины без головных уборов, но одетые, без пальто. Напротив женщин стояли станковые пулеметы и ходили немцы с бляхами, страшно пьяные, разговаривали между собой. У старшей сестры поднялись волосы от ужаса, а остальные стояли и смотрели в ров, из рва были слышны крики и стоны.
Когда я снял галоши, ко мне подошел немец и сказал: «рус, ком». Я пошел за ним. Когда я повернулся идти к нему, раздался пулеметный залп, все повалились. Он повел меня сзади пулеметов, там лежала груда одежды, хорошие пиджаки, женские платки, теплые кофточки. Он заставил меня бросать вещи на машину, машина была пятитонная. Когда я стал это делать, у меня появилась мысль: если я буду в машине, и меня увидят, то меня снимут и расстреляют. Я решил так: если кто сядет на машину, он меня убьет, а если никого не будет, то, может быть, я спасусь. Я навалил полную машину и зарылся сам в эти вещи, минут через пять машина тронулась. Я подождал несколько минут и стал вылезать, посмотрел — никого сверху не было. Заглянул в окно — проводник сидел рядом с шофером. Я захватил чье-то пальто и соскочил с машины под Сергеевкой. Я разбил колено, но сгоряча не почувствовал боли. Пошел я в город на Гоголевскую, 60, там жил татарин, он артист, работал в татарской труппе. Пришел я к нему и спрашиваю: «Примешь меня?» Он меня с радостью принял. Он жил не в своей квартире, а в квартире ответственного работника, коммуниста, квартира хорошая, татарин ее занял при немцах. У него я жил два дня, квартира имела два выхода. Когда он уходил, то меня запирал, вешал замок. Рядом была еврейская квартира, туда приходили немцы, искали евреев. Как только я слышат шорох, я выскакивал в другой коридорчик.