– На один! – я вытирала слёзы. – Не более того.
– Кто с тобой на этой картине? – он бросил взгляд на дорогой мне портрет.
– Сестра! – закричала я. Эмоции кололи сердце, как битое стекло. – А теперь уходи!
– Где она сейчас? – Линсен приподнял бровь.
– Это второй вопрос! – в ярости развернулась и толкнула его. – И я не обязана на него отвечать!
– Где твоя сестра, Сирилла? – повторил он вопрос, словно не слыша меня.
– Я не хочу говорить об этом! – закричала я в истерике. – Молчи о ней, если не хочешь худшего! И, пожалуйста, оставь меня!
– Несколько минут назад ты хотела, чтобы я остался, – Почтенные Покровители! Он ещё и издевается.
– Знала бы я, что это всё напускное, не подпустила бы тебя и на пушечный выстрел!
Помявшись, Линсен распахнул дверь, впустив в номер аромат остывшего воска и чужих шагов. Уже на пороге застыл и бросил взгляд через плечо.
– Я был искренним с тобой, Сирилла, – выговорил он на прощание. – Настолько, насколько мог себе позволить. Жаль, что ты оказалась не той, кого я в тебе увидел.
***
Мы ещё не успели срастись, но разъединяться оказалось тяжело. Болели губы и сердце. И странная, неосязаемая субстанция, заполняющая лёгкие. Хотелось плакать, но для Линсена Морино было жалко и слезинки. Каждый раз, когда веки начинало щипать, я вспоминала, как он перехватил мои запястья, оборвав поцелуй. Память добавляла масла в огонь, напоминая, как он нарочито придирался к каждому слову в амбулатории. Слёзы отступали. Оставалось недоумение.
Тридцать битых минут я прижималась лицом к подушке, вдыхая аромат свежевыстиранного и открахмаленного белья. Вкус порочных поцелуев Линсена горел на губах. Дремота то и дело накатывала, как океанская волна в разгар шторма, и тащила за собой. Но на грани сна и бодрствования глаза непременно раскрывались, и всё начиналось сначала.
Пиджак Линсена небрежно кучковался на стуле. Золотистые пуговицы поблёскивали во мраке. Интересно, вернётся ли он за ним? И если явится, то когда? Вероятно, выждет момент, когда я отлучусь. Вот и думай теперь, что его так обидело, и где я оплошала. Неужели виною всему сравнение с нефилимом?
Почему я вообще занимаю этим мысли?! Это я должна обижаться!
Мало-помалу, сон подступал, и бороться с ним становилось всё сложнее. Тревожная дремота окутала тело тёплым коконом. Погладила плечи, как мать, и одурманила голову. Перед глазами понеслись образы и лица. Деревья, крыши и облака, похожие на лохматых овец. И Сиил. Моя дорогая Сиил.
Незнакомый звук вырвал из сна, едва глаза смежились. Думала подойти к окну, но лень и усталость намертво приковали к постели. Что-то массивное с грохотом обрушилось снаружи. Потом утреннюю тишь разбавило ржание лошадей и возня. Приглушённые голоса наперебой перекрикивали друг друга. Слова различить не получилось: стекло заглушало внешние шумы. Но, судя по интонациям, снаружи ругались. Трещали доски, падали предметы. А я всё не осмеливалась выглянуть, опасаясь ввязаться в очередную передрягу.