Сама Сиил панически боялась, что её отправят в Пропасть за запрещённую связь, а то и на четвертование>14 за использование магии. Боялась и я, что тут скрывать. Но на процессе учли, что Сиил не могла контролировать обстоятельства, а факт применения магии так и остался недоказанным. Её оправдали полностью. Элси, не прошедшую ритуал Великого Посвящения, перевели в ранг непосвящённых со дня освобождения.
Мы с Сиил и её детьми обосновались в социальной квартире, выделенной Советом. Жилище оказалось темноватым, но просторным: три комнаты, кухня и коридор, в котором можно было танцевать. Мы перевезли из нашего старого дома всё, что можно было спасти. Что-то прикупили дополнительно, чем-то помогли Йозеф и тётушка. Смущало лишь одно: квартира находилась на первом этаже того самого розового домика, где обитало семейство Реано. И теперь муж Мирит регулярно, в любое время дня и ночи, настукивал в дверь «чтобы проконсультироваться». К моему счастью, открывал ему всегда Лукас, а уж он за словом в карман не лез.
Сиил стойко перенесла смену обстановки. Она не позволяла беспокоиться за себя, и смело бросала вызов своим страхам. И даже начала в одиночку выходить на улицу, хотя я видела, как тяжело ей это даётся. Дети адаптировались быстрее, несмотря на то, что практически не знали внешнего мира. Лукас даже напросился в ученики к фонарщику и планировал начать работу, когда ему сравняется шестнадцать циклов.
Спустя половину сезона я со страхом вернулась в амбулаторию. Думала, что и здесь придётся начинать всё с нуля, но жрицы, уставшие от бесконечных походов на мой участок, встретили меня радостно и горячо. Василенко, знающая обо всём на свете, уже успела пустить приукрашенные слухи о моих приключениях. Наверное, именно поэтому Стоун больше не вспоминала о старых конфликтах.
Обсуждали в амбулатории и мой роман с Линсеном, но за спиной и полушёпотом. Острые языки даже пророчили мне второе замужество.
А вот это уже было обидно.
Я видела Линсена после той страшной ночи лишь однажды: на суде, краем глаза. Я не писала ему тайных писем, не пыталась встретить там, где он бывал. Я не знала, где и когда прощались с его отцом, и не высказала ему сочувствия в самую тяжёлую минуту. Не могла пить отвар с мелиссой: вспоминался его запах. Старалась не смотреть на торчащую в небо обзорную башню. И предусмотрительно обходила гостиницу за пару километров, когда бывала рядом по делам.
Нет, я не ненавидела Линсена. Более того: я помнила о нём только лучшее и постоянно искала ему оправдания. Разумом понимала, что Линсена подвела нерешительность, но так и не могла простить столь долгого молчания. Почему он ничего не рассказал мне, хотя знал, что его отец темнит, а мой мир рушится? Он мог бы прекратить мучения Сиил и её детей неделями раньше, но не сделал этого. Он боялся очернить память Хатцен, но не позаботился обо мне живой.