Ушла в пилотажную зону, покрутилась там. Самолёт оказался более строгим, чем учебный аппарат Поликарповского бюро, в штопор слетел моментально и
пришлось из него выводить, но при этом летучесть не намного меньше, хотя планировать почти как на планере на нём не выйдет, то есть заходы на посадку с планирования
возможны, но не с таких расстояний, как на У-двасе. Закрылки и предкрылки значительно увеличивают подъёмную силу, но требуют скорости, которую съедают, вот и выходит,
что планирование за счёт увеличения подъёмной силы этих приспособлений не такое же эффективное, как у четырёх крыльев У-двасика.
В кабине У-дваса в голову не могло прийти, что-то просто в ноги бросить, выпадет при перевороте, а тут кабина закрытая, и когда стала крутить бочки и
петли, оказалось, что по кабине начала летать всякая мелочь, на что тоже придётся обратить внимание, сама не доглядела. При дальнейшем обвыкании выяснила, что
значительно улучшившаяся обзорность вперёд и назад, расслабила меня в плане обзорности в стороны, которая при непривычных крыльях стала даже хуже. Хотя обзорность вниз
выше всяких похвал, ведь мешающих этому нижних крыльев нет. В общем, полетала, насладилась полётом и полетела обратно с кучей появившихся дополнений и замечаний.
Подумала, что летом в кабине-аквариуме будет жарковато, но зато зимой гораздо теплее, хотя совершенно не понятно, как поведут себя стёкла кабины зимой
в мороз и не начнут ли отпотевать и замерзать, ведь в выдохе всегда много воды. А немецкие конструкторы едва ли продумали такой жёсткий зимний вариант эксплуатации,
при их мягких зимах, максимум какой-нибудь обдув от запотевания... В общем, результатами первого облёта я осталась довольна. Правда при посадке чуть сама всё не
испортила, когда резко дала тормоза - едва не скапотировала, от кувырка через нос спасло только отсутствие достаточной скорости, но хвост задрало и со всей силы
приложила дутик об землю, даже стрингера взмявкнули. Ой! Стыдно то как! Евграфович ничего не сказал, но посмотрел выразительно, а я стала чего-то лепетать, мол, кто же
знал, что у него такие резкие тормоза...
Взлетать с раскисшей земли Тотошке не очень нравилось, но теперь я свободно могла взлетать с НАПов, что я и сделала со второго полёта. В итоге, за два
дня облетала самолёт полностью, и теперь уже была практически уверена, что могу выполнять все ранее выполнявшиеся мной задачи. Митрич приехал знакомить меня с
пулемётом. Все постреляли, почистили со снятием и разборкой, снарядили ленту в две с половиной сотни патронов с каждым четвёртым трассирующим. Стоявший сзади красивый
генеральский диванчик выкинули, вернее отдали в штаб бомберам, вместо него два кресла по бокам. Выяснили, что сзади кабины есть ещё трюм-багажник, до которого пехота
не добралась, а вот Панкратов нашёл там несколько ремкомплектов, инструменты и коробку с личными вещами пилота, надо полагать. С ними пришлось ехать в отдел и писать
рапорты, потому, что в личных вещах обнаружили шкатулку с ювелирными изделиями из золота и серебра, но это бы ладно, но на одной серёжке явно обнаружился засохший
кусочек уха, а на других пятна, скорее всего крови, и два нарядных платья, одно из которых со следами тоже похожими на замытую кровь. Даже обнаруженный там же в вещах
Люггер Панкратов себе оставлять отказался и вообще, после этой находки лицо у него стало какое-то закаменелое. Одно дело слышать от Соседа, что творили эти
цивилизаторы на нашей земле, и совсем другое, взять в руки колечки и серёжки, которые срывали с кого-то, возможно убив перед этим. Хорошо, что хоть коронок зубных не
оказалось.